спала жертва в колледже, но не докопались до того, где она провела последний в своей жизни вечер. Они узнали, что на ужин Анджелла Бентон взяла мексиканские блюда – в ее пищеводе нашли следы тортилий и фасоли, – но в каком из тысячи подобных заведений она ужинала, осталось неизвестным.
Прошло полгода, но никакой связи между гибелью Бентон и ограблением на Сельма-авеню установлено не было – разве если не считать за таковую факт, что она служила в кинокомпании, которая снимала фильм, где фигурировали большие «живые» деньги.
Угробив полгода, Кросс и Дорси уперлись в глухую стену. По части доказательств они располагали сорока шестью пустыми гильзами, собранными на месте перестрелки, следами крови на брошенном грабителями фургоне и следами спермы на теле убитой. Это верные улики. Данные баллистической и генной экспертиз уличили бы подозреваемого на сто процентов, если только он не в состоянии нанять Джонни Кокрана. Но имеющиеся доказательства были как глазировка на торте, они помогли бы, например, установить принадлежность оружия задержанному подозреваемому, но не задержать подозреваемого. За полгода два детектива подготовили глазировку, но торта не было.
Полгода – критический срок, тут надо подводить итоги и делать трудный выбор. На одной чаше весов – вероятность раскрытия преступления, на другой – крайняя нужда в дополнительной паре сыщиков, которые могли бы помочь отделу нести тяжесть новых и новых дел. Их начальник принял соломоново решение: они незамедлительно подключаются к общей работе, хотя за ними сохраняется право заниматься делом Анджеллы Бентон, когда и если эта общая работа позволяет, что случалось крайне редко. Кросс охотно в этом признался. Эпизодическое расследование дела продолжал один Дорси, а Кросс выполнял другие задания.
После нападения на них в заведении «У Ната» вопрос приобрел сугубо академический интерес. Дело Бентон попало в категорию НО – не раскрытых, но открытых. Ни один сыщик не любит копаться в залежавшихся делах, ворошить груды бумаг и доказывать, что его коллеги ошибались или заблуждались, а то и вовсе ленились или показали свою некомпетентность. Возможного охотника отпугнула бы и мрачная тень, повисшая над делом. Полицейские – народ суеверный. Судьба Джека Дорси и Лоутона Кросса – один мертв, другой прикован к инвалидной коляске – у кого хочешь отобьет желание ввязываться. Нет, никто, решительно никто, не станет заниматься Анджеллой Бентон.
Никто, кроме меня. Лица неофициального.
Сейчас, через четыре года, мне ничего не остается, как поверить, что Кросс и Дорси хорошо поработали и в отношении гибели Анджеллы Бентли, и в отношении налета на съемочную площадку. Идти по исхоженному ими пути не имело смысла. Вот почему я напросился на свидание с Тейлором. Моя идея состояла в том, что я признаю расследование своих коллег если не исчерпывающим, то достаточно тщательным и подхожу к делу с иной стороны. Дорси и Кросс не нашли связи между убийством женщины и ограблением, потому что связи не было. Устранение Анджеллы Бентон являлось частью плана направить следствие по ложному пути. Теперь я располагал списком из девяти фамилий, который я вынес из «трехмильной поездки» с Александром Тейлором. Все они так или иначе связаны с предстоящими съемками эпизодов с деньгами. Эти люди, по его мнению, знали, кто и когда привезет сумки с наличностью на Сельма-авеню. Отсюда я и начну.
А мне, фигурально выражаясь, был послан крученый мяч – то, что сказал Кросс о записанных номерах некоторых банкнот и что по крайней мере один из них ошибочен. Большего Кросс не знал, ведь номерами занимался Дорси, а он мертв. Вдобавок Киз Райдер туманно намекала, будто за дело взялись люди, «которые не церемонятся». События обрастали необычными обстоятельствами. Впервые за последние годы я почувствовал, что во мне что-то шевельнулось. Меня потянуло во тьму, которую когда-то я так хорошо знал.
8
От Кросса я поехал в Голливуд, в ресторан «Массо». Время ленча давно прошло. Порция мартини для пробуждения аппетита, пирог с жареным цыпленком, шпинат со сметаной – хорошая еда, но и она не дала мне забыть о состоянии Лоутона Кросса. Я попросил принести еще мартини и попытался подумать о другом.
Я не был в «Массо» с той прощальной вечеринки и скучал по этому уютному заведению.
Я уже кончил есть и, наклонившись над столом, делал кое-какие заметки, когда услышал неподалеку знакомый голос. Неизвестный мне мужчина вел к столику капитана Левэлли. Капитан Левэлли была начальником голливудского отделения, которое помещалось в нескольких кварталах отсюда. Через три дня после того, как я вернул полицейский значок и «вышел на волю», она позвонила мне и спросила, не передумал ли я. Капитан почти убедила меня остаться, но я решительно сказал «нет». Я попросил ее переслать мне мои документы. На прощальной вечеринке она отсутствовала, и с тех пор мы не виделись.
Левэлли сидела в кабинке со своим спутником довольно далеко и спиной ко мне. Разговора их я, естественно, не слышал. Не допив вторую порцию мартини, я вышел через боковую дверь, рассчитался со служителем на парковке и сел в свой «мерседес-бенц». Машина была единственной роскошью, которую я позволил себе после отставки. «П-55» означало «Пропащие 55 тысяч», ведь именно столько я заплатил за нее, купив у одного человека, переезжавшего во Флориду. Этот автомобиль считался спортивно- скоростным. Но меня привлекли не высокая скорость и не малый пробег. Я остановил свой выбор на нем, потому что он был черного цвета и не сильно выделялся. Каждая пятая машина в Лос-Анджелесе была «мерседесом», и каждый пятый «мерседес» – черного цвета. Мне кажется, я знал, куда поеду, задолго до того, как отправился в путь. Приобрел машину, которая понадобится мне только через восемь месяцев в качестве средства передвижения частного сыщика. Быстрая, удобная, маневренная, с затемненными тонированными стеклами.
К «мерседесам» надо привыкнуть – как в смысле удобств, так и в смысле ухода и текущего ремонта. У меня уже дважды посреди дороги заканчивался бензин. Это было одним из тех маленьких неудобств, которые возникают, когда снимаешь полицейский значок. Несколько лет я числился детективом первой категории. Должность давала право пользоваться служебным автомобилем в личных целях – фордовской «краун-викторией», полицейской машиной-перехватчиком, тяжелой, как танк, с мощной подвеской, моющимися сиденьями из синтетической кожи и бензобаком повышенной вместимости. На работе у меня никогда не кончался бензин. Машину регулярно заправляли ребята из гаража. Став рядовым налогоплательщиком, мне пришлось самому следить за уровнем топлива. Иначе буду загорать на обочине.
Я достал мобильный телефон, которым пользовался на службе. Сейчас он мне практически не нужен, но я сохранил его на случай, если кто-нибудь из отделения позвонит и попросит совета по трудному делу. Четыре месяца я регулярно заряжал телефон и держал включенным. Ни одного звонка не поступило, и я забыл о мобильнике. Но когда у меня на пустынной дороге вторично закончился бензин, я воткнул телефон в зарядное устройство на приборной панели и оставил там, чтобы при надобности позвонить.
Теперь такая надобность появилась, правда, иного рода. Я набрал городскую справочную и узнал телефон лос-анджелесского филиала Федерального бюро расследований. Потом позвонил по данному мне
