Я вытянул из него все, что необходимо. Ничего не забыл?
– Ло, Джек не сказал, как зовут агента?
– Не-а.
– Он не говорил, что собирается проверить полученную информацию?
– Говорить-то говорил, но так, для проформы. «Звонившая просто разыгрывает нас», – заявил он.
– Ты тоже так считал?
– Да.
– Слушай меня, Ло. Сейчас ты откроешь глаза, словно проснешься. Но я хочу, чтобы ты помнил, о чем мы беседовали. Идет?
– Идет.
– И еще я хочу, чтобы ты лучше себя чувствовал. И чтобы у тебя все было хорошо.
– Да.
– Ну а теперь открой глаза.
Веки у Кросса дрогнули и открылись. Его взгляд начал блуждать по потолку, потом остановился на мне. Глаза блестели сильнее прежнего.
– Гарри…
– Как ты себя чувствуешь, Ло?
– Нормально.
– Ты помнишь, о чем мы говорили?
– О том мексиканце, Пенхеде. Прокурор пообещал ему пожизненное с правом условного освобождения в обмен на чистосердечное признание. Но этот недоумок понадеялся на присяжных и натурально прогадал.
– Век живи – век учись.
Из горла Кросса донеслось бульканье, отдаленно напоминающее смешок.
– Хороший был ему урок. Вот когда мы ехали в суд, Джек и сообщил о звонке из Уэствуда. Это я точно помню.
– Тогда же вынесли приговор Пенхеде. Когда это было?
– В конце февраля или начале марта. Последний процесс, на котором я присутствовал. Через месяц в той забегаловке меня достала пуля. Вся моя многолетняя служба – псу под хвост… Помню рожу этого поганца, когда присяжные признали его виновным, а судья влепил ему на полную катушку – пожизненное без права условного освобождения. Так ему и надо, недоумку.
Снова раздался булькающий смешок, и взгляд Кросса погас.
– Что с тобой, Ло?
– Сейчас он, видимо, в Коркрене, гоняет мяч по тюремному двору. Или же мексиканская мафия снимает его задницу за почасовую оплату. А я вот здесь, тоже мотаю пожизненный срок, без поблажек.
Он заглянул мне в лицо. Единственное, что я мог, – ответить ему кивком.
– Несправедливо это, Гарри. Жизнь вообще несправедливая штука.
17
Главная публичная библиотека располагалась в одном из самых старых зданий города, на пересечении Флауэр-стрит и Фигаро-стрит, которое терялось между современными сооружениями из стекла и стали. Зато интерьер здания был великолепен, особенно центральная ротонда с прозрачным куполом. По всей окружности ротонды тянулись мозаичные изображения сцен из истории основания города католическими миссионерами. Библиотеку дважды поджигали, и она надолго закрывалась, но оба раза здание восстанавливали в его первоначальной красоте. Я пришел сюда после вторичной реставрации – впервые со школьных времен. И потом нередко наведывался в библиотеку. Она напоминала мне прежний Лос- Анджелес, который я так хорошо знал. Мне было хорошо здесь. Я забирался в какой-нибудь читальный зал или располагался во внутреннем дворике и, жуя бутерброды, листал следственные дела и строчил заметки. Я знал в лицо некоторых библиотекарей и охранников. У меня была библиотечная карточка, хотя книги я брал не часто.
Я поехал от Лоутона Кросса в библиотеку потому, что не хотелось обращаться к Кейше Расселл. Ее звонок в Сакраменто – хотя я попросил ее всего лишь подобрать вырезки о Марте Гесслер – послужил мне предупреждением. Журналистское любопытство могло завести ее куда не следует.
Главная справочная находилась на втором этаже. Сейчас там работала женщина, которую я видел и раньше, но ни разу с ней не разговаривал. Она узнала меня, когда я подошел. На груди у меня вместо полицейского значка, изображающего щит, была нацеплена библиотечная карточка.
– Вы знаете, что носите такую же фамилию, как у знаменитого художника? – спросила она.
– Да.
Библиотекарша, небрежно причесанная женщина лет тридцати пяти, покраснела. На бейджике была указана ее фамилия – миссис Моллоу.
– Я так и думала. Конечно, должны знать. Чем могу быть полезна?
– Мне нужно просмотреть материалы в «Лос-Анджелес таймс» на одну тему за три последних года.
– Будете искать их по ключевому слову?
