– Усвойте же наконец, что вы теперь не детектив, не следователь. Вы больше не носите полицейский значок. У вас никакого официального положения.
– Гражданин свободной страны – разве этого не достаточно?
– Страна уже не та. В ней многое переменилось. – Он похлопал ладонью по папке с бумагами. – Убийство той женщины – печальное событие, не отрицаю. Но речь идет о более серьезных вещах. Мы призывали вас, мистер Босх, не касаться их. Иначе мы будем вынуждены принять меры.
– Засадите меня вместе с Мышонком и другими? Враги нации – так вы их называете? Людям известно, чем вы здесь занимаетесь? Я узнал Мышонка, когда меня вели в камеру.
– И отсюда вы заключили, чем мы занимаемся?
– Естественно. Вы его обрабатываете. Может, он и убил Анджеллу Бентон. И банковского охранника прикончил, и с вашим агентом расправился. Вас не заботит судьба Марты Гесслер? Она же была вашим человеком. Неужели страна изменилась так сильно? Или наша политика настолько беспринципна, агент Пиплз?
Я видел, что он оскорбился. Мои слова открыли старую рану. Но он решительно открыл папку и вытащил распечатку с фотографией Азиза.
– Откуда вы все это знаете?
– От ваших людей.
– Не порите чепуху! Никто из наших людей не разгласил бы…
– Тут и разглашать не нужно. И так все ясно. Видел я вашего агента в библиотеке. Заметьте, кстати, плохо он работает. Велите ему в следующий раз взять другой журнал, ну хотя бы «Спортс иллюстрейтед». Я просматривал газетные материалы и наткнулся на этот, сделал распечатку. Знал, что это вызовет подозрение у вашей службы, и не ошибся. В ФБР народ предсказуемый. Как только я увидел Мышонка, прояснилась общая картина. Деньги вы, конечно, нашли – под сиденьем его автомобиля. Выяснили, для чего они предназначались. А то, что с ограблением киношников связаны два или три убийства, вам на это наплевать. Справедливость по отношению к мертвым? Бред собачий.
Пиплз медленно положил мою распечатку в папку. Его лицо потемнело. Мои слова задели агента за живое.
– Вы не понимаете, что происходит в мире. Самодовольно рассуждать об абстрактной справедливости легче легкого.
Я улыбнулся:
– Скажите это политикам, которые так часто меняют правила, что скоро пойдет вообще игра без правил. Вот что происходит в мире.
Пиплз подался вперед.
– Вы знаете, куда с этими деньгами направлялся Азиз? Нет? Так я вам скажу. В тренировочный лагерь террористов. И не где-нибудь в Афганистане, а в сотне километров от нашей границы. Туда, где обучают наших убийц. Недочеловеков, готовых убивать нас дома, на улице, в самолете. Убивать днем и ночью. Им безразлично, кто мы и во что верим. Разве я не прав? Разве мы не обязаны бороться с ними?
Я откинулся к стене. Будь у меня стаканчик кофе, я не дал бы ему остывать на полу.
– Каждый должен выполнять свою работу, – заметил я.
– Замечательно! – В голосе Пиплза прозвучал сарказм. – Мудро. Я велю выгравировать ваше изречение на медной табличке и повешу в своем кабинете.
– На одном судебном процессе адвокат противной стороны произнесла фразу, которую я никогда не забываю. Привела слова философа, не могу сейчас припомнить его фамилию – у меня дома записана. Так вот она сказала, что всякий, кто борется с чудовищами, должен следить, чтобы самому не превратиться в чудовище. Иначе все пропало.
– Это Ницше. И вы почти правильно процитировали.
– Правильно цитировать или неправильно – не важно. Важно помнить смысл.
Пиплз достал из кармана мои часы и бросил их мне. На циферблате на фоне здания городского муниципалитета изображен полицейский значок. Часы показывали, что я пробыл в камере дольше, чем предполагал. На дворе, должно быть, светало.
– Убирайтесь, Босх. Если снова попадетесь нам на глаза, пеняйте на себя. Быстро окажетесь в наших руках. И ни одна живая душа не узнает, где вы и что с вами. Я вас предупреждаю.
Предупреждение напоминало угрозу.
– Буду числиться среди пропавших без вести?
– Называйте это как хотите.
Пиплз поднял по направлению к камере слежения руку, пошевелил пальцами. Щелкнул электронный замок, и дверь раскрылась. Я встал.
– Идите, вас проводят. И не забудьте, я оказываю вам услугу.
Я подошел к Пиплзу, посмотрел на папку у него в руках.
– Вы, как вижу, накладываете арест на мои бумаги. И на бумаги Лоутона Кросса.
– Да, они останутся у нас.
– Понимаю, из соображений национальной безопасности. Найдите среди фотографий ту, где снята убитая Анджелла Бентон. Посмотрите на ее руки.
– Зачем?
