– Видишь ли, фигура Саймонсона выплыла совершенно случайно. Но любопытно знать, сколько ему отвалили.
И опять мои слова были встречены продолжительным молчанием.
– Нет. Я не стану рыскать в бумагах своей фирмы. Не буду делать ничего такого, что может вызвать неприятности. Я просто отправлюсь к Джиму и прямо спрошу его.
Получалось лучше, чем я ожидал.
– …Тем более что банк Лос-Анджелеса по-прежнему является нашим клиентом. Если Саймонсон участвовал в преступном замысле… Ну, ты понимаешь, о чем я.
Хорошо, что Джанис сама пришла к этому предположению. Я ощутил вкус удачи.
– Раньше времени не радуйся, слышишь?
– Да.
– Посмотрю, как все обернется, и позвоню тебе. Если придется звонить по домашнему телефону, сообщение будет закодировано.
– Спасибо, Джанис.
По пути к парковке я снова приблизился к булочной и, к своему удивлению, увидел кондитера. Очевидно, заказ поступил в последнюю минуту. Человек за стеклом вырисовывал цветы и надпись. Розовые буквы по шоколадному полю. «С днем рождения, Кэлли!»
Еще один торт попадет счастливым людям.
35
Джослин Джонс работала в филиале банка Лос-Анджелеса, который находился на улице Сан-Висенте в Санта-Монике. В округе, который на протяжении нескольких десятилетий занимал первое место в мире по количеству банковских грабежей, она могла чувствовать себя в полнейшей безопасности. Здание филиала стояло напротив западноголливудского участка шерифского управления.
Построено оно было в стиле «ар деко»: геометрические формы фасада, большие круглые окна по второму этажу. На первом этаже трудились кассиры, расчетчики, бухгалтеры, на втором помещалась администрация. Джонс занимала кабинет с окнами, выходящими на Тихоокеанский центр, местные жители называли его Голубым китом, потому что фасад сооружения – если смотреть под определенным углом – походил на торчащий из океанской пучины хвост голубого горбача.
Джонс, улыбаясь, пригласила меня присесть.
– Мистер Скейгс информировал меня о вашем приезде и попросил поговорить с вами. Он сказал, что вы по собственной инициативе вернулись к большому ограблению.
– Да.
– Мне приятно узнать, что это происшествие не забыто.
– А мне приятно слышать ваши слова.
– Итак, чем могу быть полезна?
– Трудно сформулировать. Я как бы снова прохожу по проложенным следам. Не сердитесь, если я стану повторяться, но мне хотелось бы, чтобы вы рассказали о своем участии в операциях с деньгами для съемок.
– Тут не о чем особенно рассказывать. В отличие от Лайнуса и бедного мистера Вона я не была на месте преступления. Я работала с деньгами до того, как их повезли на площадку. В то время я являлась помощницей мистера Скейгса. Он был не только моим начальником, но и наставником.
Медленно, но верно Джослин Джонс двигалась в нужном мне направлении.
– С деньгами работали? То есть считали, складывали в пачки и так далее? Где это происходило?
– В центральном отделении. Мы почти не выходили из хранилища. Дня три или четыре там просидели. Ждали, пока пришлют деньги из филиалов.
– Вы говорите «мы», имея в виду Лайнуса… – Словно забыв фамилию, я раскрыл лежащий у меня на коленях скоросшиватель.
– …Саймонсона, – закончила она.
– Да, Лайнус Саймонсон. Вы с ним работали?
– С ним.
– Мистер Скейгс был и его наставником?
Она покачала головой и, как мне показалось, немного покраснела, хотя с уверенностью сказать трудно: кожа у моей собеседницы очень темная.
– Нет. Программа наставничества не была главной в банке. Сейчас ее вообще отменили. Да и в наставнике Лайнус не нуждался. Он белый, из богатой семьи. Они жили в Беверли-Хиллз. Его отец владел несколькими ресторанами.
– Значит, вы три дня с деньгами работали. Вы также записывали номера и серии некоторых банкнот, правильно я понимаю?
– Да, записывали.
– Как это делалось?
Джонс помолчала, вспоминая, а я смотрел, как на крышу шерифского управления садится вертолет.
