это входило в его обязанности.
– Он не заходил в то время, когда вы фиксировали данные банкнот?
– Не помню, очевидно, заходил. Он еще потому наведывался, что ему нравился Лайнус.
– Что вы имеете в виду – «нравился Лайнус»?
– Ну, вы меня понимаете…
– Мистер Вон был голубым?
Она пожала плечами:
– Думаю, да, но он это не афишировал, держал в тайне.
– А Лайнус?
– Нет, Лайнус – мужчина без завихрений. Ему не нравилось, что мистер Вон часто заходит.
– Он вам это говорил, или вы только предполагаете?
– Лайнус как-то пошутил, что, если это будет продолжаться, он подаст иск о сексуальном домогательстве.
Я не знал, имеет ли данная информация касательство к моему делу.
– Вы не ответили на мой вопрос, – произнесла Джонс.
– Какой?
– О подробностях. Почему вас так интересует, как метились банкноты, и Лайнус, и мистер Вон.
– Вам это показалось. Но я действительно стараюсь посмотреть на происшествие со всех сторон. Скажите, вы позднее встречались с Лайнусом?
– Я? Нет, – удивилась она. – Я навестила его один раз в больнице. А потом он и вовсе ушел из банка. Хотя мы работали вместе, друзьями не были. Разные мы с Лайнусом люди. Я всегда полагала, что потому мистер Скейгс и поставил нас вместе.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, чтобы нам не взбрело в голову ничего такого. Я имею в виду насчет денег.
Я молчал.
– Однажды подумала, – продолжила Джонс, – не сходить ли в какой-нибудь из его клубов – вдруг встречу? – но не пошла. Ведь могли и не пустить. А если сказать, что знакома с ним, он попадет в неловкое положение. Не хватало, чтобы он заявил, будто впервые видит эту черную.
– У него разве не один клуб?
Джослин с подозрением прищурилась.
– Вы стараетесь всесторонне осмыслить происходящее и не знаете, кто он теперь?
Я пожал плечами.
– Он сейчас просто Лайнус. Никакой фамилии. Важной персоной стал. У него и его партнеров лучшие рестораны в Голливуде. Туда все знаменитости ходят.
– И сколько же у него клубов?
– Четыре или пять. Я не считала.
– А партнеров у него сколько?
– Тоже не знаю. О нем даже статья была… Погодите, У меня, кажется, сохранился тот номер.
Джонс порылась в ящиках стола и достала «Лос-Анджелес мэгэзин». В конце журнала помещались сведения о дорогих ресторанах города. И в каждом номере непременно две-три статьи о том, как живут и умирают в Лос-Анджелесе. Два раза журнал помещал репортажи с места преступлений, которыми занимался я. Их авторы ближе других журналистов подходили к истине и лучше других писали о влиянии происшествия на родных и соседей.
– Не знаю, почему я сохранила этот номер, – смущенно промолвила Джослин. – Наверное, потому, что была знакома с Лайнусом… Да, вот эта статья.
Она подала мне журнал. На развороте материал под заголовком «Короли ночи» и снимок четырех молодых людей за стойкой бара из черного дерева. Позади них полки, заставленные подсвеченными разноцветными бутылками.
– Возьмите журнал. Мне он не понадобится. Я вряд ли увижу Лайнуса. Не захочет тратить на меня время. Он сделал то, что хотел. Он сам мне говорил. Сделал и – пока, мадемуазель.
– И что же он хотел сделать?
– Когда я была у него в больнице, Лайнус сообщил, что банк должен выплатить ему крупную компенсацию за то, что его ранили в… ну, вы понимаете… Мол, получит денежки, бросит работу и откроет бар. И провалиться ему на месте, если наделает ошибок, как его папа.
– При чем тут папа?
– Не знаю, я не стала расспрашивать. Но он всю жизнь мечтал владеть баром.
В ее голосе слышались нотки сожаления и зависти. Если бы я мог сказать, что думаю об ее кумире! Но момент еще не наступил. Пожалуй, пора идти. Я встал.
– Простите, что отнял у вас время. Вам больше не нужен этот журнал?
