взгляд сквозь стекло сосредоточился на мне.
– А что вы можете рассказать мне о Аделейд Модин и ее брате?
– Могу сказать, что, на мой взгляд, ничто не давало повод заподозрить их в детоубийстве. Их отец был несколько странным, филантропом в своем роде. Большая часть денег после его смерти оказалась вложенной в трастовый фонд.
– Он умер до убийств?
– Да, за пять или шесть лет до этого. Он распорядился, чтобы процент с его трастовых вложений бессрочно распределялся среди определенных благотворительных учреждений. С тех пор число таких учреждений, получающих пожертвования, значительно возросло. Я с небольшим комитетом курирую деятельность траста, поэтому знаю об этом.
– А его дочь и сын – он их обеспечил?
– Да, и очень неплохо, насколько мне известно.
– Что стало с их деньгами и собственностью после их смерти?
– Администрация штата собиралась перевести собственность и капитал в пользование штата, но мы выступили в интересах горожан, и в результате достигнутого соглашения земля была продана и все средства включены в трастовый фонд, причем часть капиталов фонда пошла на финансирование новых проектов в городе. Поэтому у нас теперь хорошая библиотека, современно оборудованная канцелярия шерифа, прекрасная школа и отлично оснащенный медицинский центр. Город имеет не так уж много, но это немногое – заслуга фонда.
– Значит все, что получил город, и хорошее и плохое, стало следствием четырех детских смертей, – заключил я. – Не могли бы вы рассказать мне что-либо еще о Аделейд Модин и ее брате Уильяме?
– Все давно в прошлом, я же сказал, – губы Хайамза слегка дрогнули... – И мне бы не хотелось в него углубляться. Я знаю Модин постольку поскольку. Это было состоятельное семейство, и брат с сестрой посещали частную школу. Мы очень мало общались.
– А ваш отец знал эту семью?
– Мой отец принимал и Уильяма и Аделейд. Помню один любопытный факт, но он едва ли окажется вам полезен. Аделейд – одна из близнецов. Ее брат-близнец умер в утробе матери, и вскоре после родов мать умерла от осложнений. Смерть этой женщины поразила внезапностью. Она была очень крепкой физически и властной. Мой отец полагал, что она всех нас переживет, – он пригубил стакан, и взгляд его стал острее. – Мистер Паркер, вы знаете что-либо о жизни гиен?
– Крайне мало, – признался я.
Так вот, у пятнистых гиен часто рождаются двойни. Щенки к моменту появления на свет очень хорошо развиты: у них имеется волосяной покров и острые резцы. И практически всегда один из щенков-близнецов нападает на другого, иногда это происходит еще в утробе. Чаще всего второй близнец в результате погибает. Обычно победителем выходит женская особь, и если она произошла от доминантной самки, то и сама начинает главенствовать в стае. Это матриархальная культура. У зародышей женских особей пятнистых гиен уровень тестостерона выше, чем у взрослых самцов, и еще в утробе самки имеют характеристики самцов. Даже во взрослом состоянии животных бывает сложно различить.
Он поставил стакан на стол.
– Мой отец был страстным натуралистом-любителем. Его всегда привлекала жизнь животного мира. И, как мне кажется, ему было интересно находить соответствия мира людей и животных.
– И у Аделейд Модин он замечал такое соответствие?
– Возможно, в какой-то степени. Он был не в восторге от нее.
– А в период смерти брата и сестры Модин вы были здесь?
– Я вернулся в Хейвен вечером накануне того дня, когда было найдено тело Аделейд Модин, и присутствовал при вскрытии. Называю это чудовищным любопытством. А сейчас прошу меня извинить, мистер Паркер, мне нечего больше вам рассказать, и меня ждет работа.
Он прошел со мной до выхода и открыл сетчатую дверь, выпуская меня.
– А вы, мистер Хайамз, не очень стремились помочь мне в поисках Кэтрин Деметр.
Он тяжело вздохнул.
– Кто направил вас ко мне, мистер Паркер?
– Ваше имя упомянул Элвин Мартин.
– Мистер Мартин достойно, ответственно служит городу, но он недавно в этих краях, – сказал Хайамз. – Я единственный юрист в городе, мистер Паркер. И в разное время порог моей конторы переступали все жители этого города, независимо от цвета кожи, финансового положения, религиозных и политических убеждений. Не стали исключением и родители погибших детей. О том, что здесь произошло, мистер Паркер, мне известно очень много, значительно больше, чем мне того хотелось бы и, конечно же, намного больше тех сведений, какими я вправе с вами поделиться. Извините, но на этом наша беседа заканчивается.
– Понятно, но скажите мне еще одну вещь, мистер Хайамз.
– Слушаю вас, – усталым голосом проговорил он.
– На этой улице живет и шериф Грейнджер?
– Да, шериф Грейнджер – мой сосед справа. Кстати, на мой дом ни разу не покушались грабители. Несомненно, сыграло роль наше с шерифом соседство. До свидания.
Стоя за сетчатой дверью, он наблюдал, как я сел в машину и уехал. В доме шерифа свет не горел, и двор был пуст, как я успел заметить, проезжая мимо. На обратном пути меня застал дождь. Сначала по ветровому стеклу застучали редкие капли, но при въезде в город он встретил меня сплошной стеной. Сквозь мутную пелену дождя тускло просвечивали огни мотеля. На пороге стоял Руди Фрай, вглядываясь в лес и густеющую за ним темноту.
