Дома я прошел в спальню и вытащил из стены восемнадцатидюймовый фрагмент отделки, который располагался за комодом. Из сделанного мною когда-то углубления-тайника достал сверток, обернутый промасленной тканью. Два других – один побольше, другой поменьше – тоже лежали в тайнике, но я не стал к ним прикасаться. Я отнес сверток на кухню, подстелил на столе газету и достал пистолет.
Это был «смит-вессон», третье поколение, модель 1076, десятимиллиметровая версия, разработанная специально для ФБР. У меня была подобная модель около года, пока я не потерял его в озере на севере Мэна, уходя от погони. Я даже был слегка рад избавиться от того пистолета: им я вытворял жуткие вещи, он был выражением всего самого отвратительного во мне.
Но спустя две недели меня нашел новый ствол калибра 1076. Его послал Луис, а доставил один из его посыльных, огромный чернокожий парень в майке с надписью «Клан киллеров». Через пару часов мне позвонил Луис.
– Он мне не нужен, – сказал я, – меня тошнит от оружия, особенно от этой модели.
– Это тебе сейчас так кажется, – возразил Луис, – но у тебя раньше был такой пистолет. Ты использовал его, потому что тебя вынудили, и у тебя неплохо получалось. Возможно, придет день, когда ты будешь рад тому, что он с тобой.
И, вместо того чтобы выбросить его, я завернул «смит-вессон» в промасленные тряпки. Та же участь ждала отцовский кольт 30-го калибра и девятимиллиметровый полуавтоматический «хеклер-кох», на который у меня не было разрешения. В итоге я сделал углубление в стене, куда спрятал оружие. С глаз долой – из сердца вон, так сказать.
Сейчас, открыв защелку слева от рукоятки, я вытащил магазин. На всякий случай отодвинул затвор, автоматически следуя привычным правилам предосторожности. Затем в течение получаса я прочищал и смазывал пистолет, зарядил его и навел на дверь. Даже полностью заряженный, он весил не более двух с половиной фунтов. Я провел большим пальцем по его контурам, нащупал серийный номер изнутри и ощутил неизъяснимый страх.
Внутри каждого из нас кроется тьма, резерв боли, обиды и злобы, который мы можем задействовать, когда нам необходимо. Большинству из нас практически не приходится к нему обращаться. Так и должно быть, потому что каждый раз, погружаясь в этот омут, ты платишь по-крупному, теряя частицу того доброго, светлого, достойного, что есть в тебе. И каждый раз приходится спускаться глубже и глубже в темноту. Странные создания существуют в этой бездне, освещаемые ненасытным огнем, питающим только страсть выжить и убить. Опасность в том, что, погружаясь в эти воды, однажды ты можешь нырнуть так далеко, что уже не вернешься на поверхность. Уступишь этой бездне – и пропадешь навеки.
Глядя на заряженный пистолет, чувствуя его тяжесть, я был словно на краю этого омута, меня обжигал огонь, я слышал холодный плеск волн, призывающих меня погрузиться в их глубины. Я не решался посмотреть вниз из-за боязни увидеть там отражение.
Мне захотелось как-то встряхнуться, я встал и проверил сообщения на автоответчике. Один раз позвонила Рейчел, чтобы сказать мне «привет». Я немедленно перезвонил ей. Раздался второй гудок, и она сняла трубку.
– Приветик, я достала билеты на «Клеопатру».
– Отлично.
– Маловато энтузиазма в голосе, я бы сказала.
– У меня был неважный день. На меня напал полицейский за то, что я прикалывался над его мировоззренческой системой, а еще мне грозили снести голову клюшкой для гольфа.
– А ты как всегда был само обаяние, – съехидничала она, прежде чем ее голос стал серьезным. – Ты не хочешь мне рассказать, что происходит?
Я вкратце пересказал ей то, что смог сегодня узнать, и поведал о своих догадках. Я не стал упоминать имена Марси Бекер, Эли Уинн и двух полицейских. У меня не было настроения болтать об этом по телефону в доме, где совсем недавно побывали посторонние.
– Ты собираешься продолжать расследование?
Я ответил не сразу. Рядом со мной в темноте тускло отсвечивал «смит-вессон».
– Думаю, что да, – тихо произнес я в трубку.
Она вздохнула:
– Кажется, мне лучше вернуть эти билеты в кассу.
– Не делай этого.
Внезапно больше всего на свете мне захотелось оказаться сейчас рядом с Рейчел, ну, а кроме того, мне все-таки надо было переговорить с Эли Уинн. – Мы встретимся, как и договорились.
– Ты уверен?
– Никогда не был уверен больше, чем сейчас.
– Ты знаешь, я люблю тебя, Паркер, представляешь?
У нее появилась привычка называть меня по фамилии просто потому, что никто из близких так ко мне не обращался.
– Я тоже тебя люблю.
– Вот и хорошо, так что уж позаботься о своей драной шкуре, – с этими словами она повесила трубку.
Второе сообщение на автоответчике было весьма странное.
– Господин Паркер, – произнес мужской голос, – меня зовут Артур Франклин. Я адвокат. Моему клиенту необходимо срочно переговорить с вами, – у стряпчего был встревоженный голос, будто кто-то стоял у него за спиной и помахивал резиновым шлангом. – Я буду благодарен, если вы перезвоните мне, как только сможете.
