отплевывает воду на пол.
– Я вас еще раз спрашиваю, мистер Пелтье. Где
И старик вдруг понимает, что он плачет от боли и страха, от жалости к потерянной дочери, которая не может защитить его так же, как и он не смог защитить ее. Он чувствует силу, давящую на плечи, пальцы железной хваткой впиваются в поврежденный сустав, и он снова теряет сознание. Когда он очнется, он будет лежать в ванне, голый, беспомощный. Над ним склонится рыжеволосый мужчина. Пелтье почувствует острую боль в руках, которая затем станет слабеть и слабеть. Он почувствует сонливость и будет изо всех стараться держать глаза открытыми.
Он взглянет вниз. Вдоль вен на руках он увидит глубокие разрезы, вода в ванне станет похожей на красное вино. Тени будут наблюдать за ним, пока свет вокруг него не угаснет и жизнь не утечет из него вместе с кровью, и тогда он почувствует, как дочка обнимает его, уводя с собой в темноту.
Глава 10
В любом деле, по Платону, главное – узнать, что мы исследуем. Джек Мерсье нанял меня, чтобы расследовать истинные обстоятельства смерти Грэйс Пелтье. Будучи в его доме, я увидел фотографию Джосси Эпштейна, который оказался причастным к иску против Братства, иск спонсировал Джек Мерсье. Теперь Джосси Эпштейн мертв, его офис сожжен дотла. Грэйс Пелтье изучала историю Арустукских баптистов, останки которых появились из-под земли неподалеку от озера Святого Фройда. По каким-то причинам она сочла необходимым встретиться и поговорить с Картером Парагоном, здесь снова возникает аспект Братства. Лутц, детектив, который принимал участие в расследовании дела Пелтье, достаточно близок к Братству, чтобы не полениться и припереться в Уотервилл, дабы отогнать меня от обеспокоенного Парагона. Если свести все эти совпадения воедино и добавить фигуру мистера Падда, то окажется, что это
В субботу с утра Рейчел отправилась на собрание в колледж. Она захватила с собой маленький пластиковый пакет с визиткой мистера Падда, которую кто-то из специалистов обещал посмотреть до ланча. Я принял душ, сварил себе кофе и, завернувшись в полотенце, принялся звонить. Я набрал номер Уолтера Коула, моего друга и бывшего напарника по службе в отделе по расследованию убийств Управления полиции Нью-Йорка. Он тоже сделал несколько звонков. От Коула я узнал имя и телефон одного из детективов, который принимал участие в расследовании гибели Эпштейна и поджога его офиса. Его фамилия была Любищ.
– Как у кинорежиссера, – пояснил он, когда я первый раз разговаривал с ним по телефону, – Эрнст, знаете?
– Вы хорошо знали покойного рабби?
– Нет, я несколько раз обеспечивал порядок во время уличных шествий, организованных Эпштейном.
– Ну, это не считается.
– Вы раньше были копом?
– Да, был.
– Ну, и как платят частным сыщикам?
– Зависит от того, насколько ты щепетилен. Если готов выслеживать неверных жен и мужей, работы полно. Большинство рогоносцев платят паршиво, так что придется попахать, чтобы свести концы с концами. А что, не нравится работать полицейским?
– Нравится-то оно нравится, да платят погано. Высыпая мусор из контейнеров в машину, и то больше заработаешь.
– Еще одна разновидность той же самой работы.
– Будете мне рассказывать! Вы спрашивали насчет Эпштейна?
– Все, что можете сообщить.
– А если я спрошу, зачем вам это надо?
– Торгуемся?
– Конечно.
– Расследую дело о самоубийстве девушки, которая, возможно, могла иметь какие-то связи с Эпштейном.
– Как зовут?
– Грэйс Пелтье. Этим занималось Третье управление по расследованию уголовных преступлений штата Мэн.
– Когда она погибла?
– Две недели назад.
– Что ее могло связывать с Эпштейном?
Я не видел ничего плохого в том, чтобы лишний раз засветить перед полицией Братство, если представилась такая возможность. В любом случае, в деле был отчет Лутца о допросе Картера Парагона.
– Братство. Это одна из организаций, против которой Эпштейн возбудил иск. Грэйс Пелтье могла встречаться с одной из его ключевых фигур Картером Парагоном незадолго до своей смерти.
– Это все?
– Может быть, и больше. Я только приступил. Послушайте, если я чем-то смогу помочь, я помогу.
Пауза висела секунд тридцать, я уж было подумал, что на том конце провода никого нет.
– Я вам поверю, но только однажды.
