— Паркер, — произнес он, — ты пришел.
Медленно я приблизился к камере. Ее стены были покрыты влагой. Капли поблескивали в искусственном свете, сверкая тысячами серебристых глазков. От камеры и от человека, стоящего в ней, исходил запах сырости.
Он казался меньше ростом, по сравнению с тем, как его я помнил, длинные седые волосы острижены почти до корней, но в глазах с той же неистовостью горел огонь. Фолкнер остался таким же истощенным: он не прибавил в весе, как происходит с некоторыми заключенными на тюремной еде. Я сразу понял почему.
Несмотря на холод в камере, от Фолкнера волной исходил жар. Он был словно бы раскален изнутри, лицо побагровело, тело сотрясали конвульсии, но на лице не выступило ни капельки пота, и он не испытывал видимых признаков дискомфорта. Его кожа стала сухой и напоминала бумагу; казалось, еще немного — и он вспыхнет, безжалостное пламя поглотит его и оставит от старика только пепел.
— Подойди ближе, — произнес он.
Охранник рядом со мной покачал головой.
— И так сойдет.
— Ты что, боишься меня, грешник?
— Нет, если ты еще не научился проходить сквозь стальные прутья решетки.
При этих словах мне вдруг вспомнилась рука, материализовавшаяся из воздуха, и я услышал свой судорожный глоток.
— Мне нет нужды в дешевых трюках. Я и так скоро отсюда выйду.
— Ты так думаешь?
Он наклонился вперед и прижал лицо к прутьям решетки.
— Я
Он улыбнулся, его бледный язык высунулся изо рта и облизал сухие губы.
— Что тебе надо?
— Поговорить.
— О чем?
— О жизни. О смерти, или, если ты предпочитаешь, о смерти после жизни. Они все еще посещают тебя, Паркер? Пропавшие, умершие, — ты все еще видишь их? Я вижу. Они приходят ко мне, — он улыбнулся и сделал длинный вдох; у него даже перехватило дыхание, словно из-за начинающегося сексуального возбуждения. — Очень многие из них. Они спрашивают о тебе, те, которых ты убил. Они интересуются, когда ты к ним присоединишься. У них есть кое-какие планы насчет тебя. Я говорю им: скоро. Очень скоро он окажется рядом с вами.
Я не стал отвечать на его насмешки. Вместо этого я спросил, почему он порезал себя. Он поднял свои руки в шрамах перед моим лицом и посмотрел на них почти с удивлением.
— Может быть, я хотел избежать расплаты.
— Не очень-то у тебя вышло.
— Как сказать. Я больше не в том месте, модернизированном аду. У меня есть связь с остальными, — его глаза засветились, — не исключено, что мне удастся спасти несколько заблудших душ.
— Имеешь в виду кого-то конкретно?
— Ну, уж не тебя, грешник, это точно.
— И все же ты попросил встречи
Улыбка стала затухать, затем исчезла совсем.
— Я хочу предложить тебе сделку.
— Тебе нечего поставить на кон.
— У меня есть твоя женщина, — раздался низкий, испепеляющий голос, — я могу торговаться с тобой из-за нее.
Я и шага ни сделал, но он неожиданно отступил от решетки, словно сила моего взгляда отшвырнула его, будто я толкнул его в грудь.
— Что ты сказал?
— Я предлагаю тебе безопасность твоей женщины, твоего нерожденного ребенка. Жизнь, свободную от страха возмездия, кары.
— Старик, ты сейчас будешь бороться с государством. Лучше попридержи свои сделки для суда. А если ты еще раз вспомнишь о моих близких, я...
— Что ты? — он явно издевался, получая давно забытое удовольствие. — Убьешь меня? У тебя был шанс, и ты не воспользовался им, а больше такого не представится. Ты что, не помнишь: ты убил моих детей, мою семью, ты и твои дружки-извращенцы. Что ты сделал с человеком, который прикончил твою малышку, Паркер? Ты не охотился за ним? Ты не прикончил его, как бешеного пса? А почему ты думаешь, что я не отвечу тем же за гибель моих детей? Или ты думаешь, что для тебя одни правила, а для всех остальных другие? — он театрально вздохнул. — Но я не такой, как ты. Я не убийца.
— Чего ты хочешь, старик?
— Я хочу, чтобы ты вышел из игры, не появлялся в суде.
Я замер на мгновение.
— А если нет?
Он пожал плечами:
— В таком случае как я могу отвечать за те действия, которые, возможно, они предпримут против тебя или против них? Это буду не я, конечно: несмотря на всю мою злобу по отношению к тебе, я не собираюсь причинять тебе или твоим близким вред. Я за всю жизнь никому не сделал больно и не собираюсь начинать это делать сейчас. Но ведь могут быть и другие, кое-кто может сделать это вместо меня, если им передадут, что я этого хочу.
Я повернулся к охраннику:
— Вы это слышали?
Он кивнул, но Фолкнер лишь медленно перевел свой невозмутимый взгляд на него:
— Я всего лишь предложил вариант избавления тебя от кары, но в любом случае мистер Энсон вряд ли сможет оказать помощь. За спиной своей жены он развлекается с малолетней шлюшкой. Что хуже — за спиной ее родителей. Сколько там ей, мистер Энсон? Пятнадцать? Государство строго блюдет законы против насилия над малолетками, доказано оно или нет.
— Будь ты проклят! — Энсон метнулся к решетке, но я схватил его за руку. Он оглянулся на меня, и на минуту мне показалось, что сержант готов ударить меня, но он совладал с собой и отмахнулся от моей руки. Я посмотрел направо и заметил, что к нам направляются коллеги Энсона. Он поднял ладонь, в знак того, что все нормально, и они остановились.
— Я уж думал, ты не опустишься до трюков.
— Кто знает, что дьявол затаил в сердце человеческом? — он негромко рассмеялся. — Дай мне уйти, грешник. Отойди в сторону, и я тоже отойду. Я невиновен в том, в чем меня обвиняют.
— Наша встреча окончена.
— Нет, она только началась. Ты помнишь, что наш общий друг сказал перед смертью, грешник? Помнишь слова Странника?
Я не ответил. Было много того, что угнетало меня в Фолкнере, и много того, чего я не понимал, но его осведомленность о событиях, о которых он не мог ничего знать, беспокоила меня больше всего. Каким-то неизвестным мне способом он вдохновил того, кто убил Сьюзен и Дженни, укрепив его на том пути, что был им выбран, на пути, который привел его к двери нашего дома.
— Неужели он ничего тебе не говорил про ад? Что вот то был ад, и мы побывали в нем. Он во многом заблуждался, порочный, несчастный человек, но насчет этого он был прав. Когда восставшие ангелы пали, их отправили именно туда. Они были сокрушены, лишены своей красоты и обречены скитаться сюда. Неужели ты не боишься ангелов тьмы, Паркер? А следовало бы. Им про тебя известно, и вскоре они начнут действовать против тебя. Все, что было до этого, — ерунда по сравнению с тем, что тебе предстоит. Перед ними я ничтожен — пехотинец, которого выслали вперед расчистить дорогу. То, что на тебя надвигается, — НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СИЛЫ.
