остальное не важно.
— Я буду на связи, — пообещал я и положил трубку.
Мой номер выходил окнами на фасад здания на Грин-стрит. Я снял матрас с постели и расстелил его на полу, беспорядочно набросав на него вещи. Затем разделся и улегся вплотную к стене под окном. На двери была цепочка, перед ней стоял стул, а мой пистолет лежал на полу возле подушки.
Она удалялась отсюда куда-то — белое сияние среди деревьев, пронизанное бледным светом луны. За ней река была украшена сверкающими звездами, которые проносились по течению мимо окружавших реку деревьев.
Белая дорога — везде. Это — все. Мы идем по ней, мы сходим с нее.
Пора спать. Пора спать и видеть во сне, как тени двигаются по Белой дороге. Спать и видеть девушек, которые падают и мнут белые лилии, умирая. Спать и видеть изуродованную руку Кэсси Блайт, появляющуюся из темноты.
Идти спать, не зная, где находишься, — среди потерянных или найденных, живых или мертвых.
Глава 24
Я поставил будильник на 4 часа утра и все еще до конца не проснулся, когда шел через холл к черному ходу. Ночной портье посмотрел на меня с любопытством, заметил, что я несу сумку, а затем вернулся к своей книге.
Если бы за мной следили, скорее всего, эти двое разделились бы: один бы караулил меня у центрального входа, другой — у черного. Задняя дверь вела прямо на парковку, с которой были выезды и на Грин— и на Девин-стрит, но я сомневался, что смогу уехать незамеченным. Я вынул носовой платок и выкрутил лампочку с внутренней стороны двери. Лампочка с наружной стороны с прошлой ночи была прикрыта подошвой моего же ботинка. Я приоткрыл дверь, выждал, затем просочился в темноту. Пришлось использовать ряды припаркованных машин, чтобы незаметно продвигаться за ними до самой Девин-стрит. Потом я вызвал такси из автомата за бензоколонкой и через пять минут уже направлялся к стойке проката автомобилей «Хертц» в международном аэропорту Колумбии; отсюда я направился в круговорот событий на Конгари.
Топи Конгари все еще почти недоступны. Главный туристический маршрут приводит посетителей к станции спасателей, а оттуда можно осмотреть некоторые участки болот, двигаясь пешком по дорожкам из деревянных настилов. Но, чтобы забраться глубже в Конгари, нужна лодка, и я решил, нанять небольшую лодку в десять футов длиной с невысокими бортами. Старик, который давал лодки напрокат, ждал меня на месте высадки, на шоссе №601, под автомобильным мостом Бейтс. Я отдал ему деньги, а он взял ключи от машины как залог. Потом я оказался на реке. Раннее утреннее солнце уже освещало коричневые воды и высокие кипарисы и дубы, бросавшие тень на речные отмели.
В дождливую погоду Конгари разливается и затопляет болота, вынося на берег плодородный ил. Потом здесь, вдоль берегов реки, вырастают огромные деревья, листва которых так густа, что со временем образует сплошной навес над течением, а вода под ним кажется совершенно темной. Ураган «Хьюго» выбрал несколько самых крупных деревьев себе в жертву, когда продирался через непролазные топи, но берега Конгари еще остались местом, что заставляет человека замереть при виде величия леса, через который лежит его путь.
По реке Конгари проходит граница округов Ричленд и Колхаун, ее извивы определяют границы власти местных администраций — всего, что влияет на повседневную жизнь тех, кто селится вблизи ее берегов. Я проплыл уже около 12 миль по реке, когда путь мне преградил огромный кипарис, упавший в воду и наполовину затопленный. Это, как говорил старый лодочник, знак, который отмечает границу государственных владений и частной собственности, участка топи длиной около двух миль. Где-то здесь, вероятно, прямо у реки, был дом Терезия. Я мог только надеяться, что его будет не так сложно отыскать.
Привязав лодку к кипарису, я спрыгнул на отмель. Хор кузнечиков рядом неожиданно смолк, а потом снова принялся за свое, когда я стал удаляться от этого места. Должно же здесь быть хоть какое-то подобие тропинки! Но ничего похожего не было. Терезий скрывал свое прибежище настолько основательно, насколько это вообще возможно. Даже если здесь существовали тропки до того, как он попал в тюрьму, они уже давно заросли травой, а он не прилагал никаких усилий, чтобы снова их расчистить. Я постоял на отмели, пытаясь найти островки суши, которые смогут выдержать мой вес, когда я буду возвращаться назад, к реке, а потом направился к топи.
Я втянул в себя воздух, надеясь уловить запах дыма, но почувствовал только запах сырости и разложения. Пришлось идти через лес из дубов, железных деревьев, пахнущих смолой, шелковиц, увешанных темными спелыми плодами. Ниже, у самой земли, здесь росли папайя и ольха, перемежавшиеся с зарослями американского падуба. Все было так заплетено растительностью, что я мог видеть только что- то зеленое и коричневое — влажную, скользкую от опавшей листвы землю. В одном месте я чуть не угодил в паутину, сплетенную вязальщиком, в центре которой восседал, как маленькая темная звездочка, сам паук — хозяин и правитель своей собственной галактики. Этот обитатель болотных лесов был не опасен, но здесь водились и другие пауки, опасные. А я в последние месяцы своей жизни достаточно пострадал от всяких пауков. Я поднял с земли ветку, чтобы ею раздвигать кусты и ветви деревьев, преграждавшие путь.
Я шел уже около двадцати минут, когда увидел дом. Это был старый коттедж, построенный по простому плану (гостиная, прихожая, две комнаты по фасаду и одна в глубине), дополненный высоким крыльцом и длинной узкой пристройкой позади дома. Тяжелые рамы несли следы недавнего ремонта, и дымоход не так давно переложили, но с фасада дом по-прежнему выглядел таким же, каким был построен изначально, вероятно, в девятнадцатом веке, когда рабы, которые возводили плотины, решили остаться здесь, на Конгари. Я не заметил никаких признаков жизни: веревка для белья, натянутая между двумя деревьями, была свободна, изнутри не раздавалось никаких звуков. В задней части дома располагалась небольшая пристройка, где, вероятно, находился генератор.
Я поднялся по грубо высеченным ступенькам на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Я подошел к окну и прижался лицом к стеклу. Внутри я увидел стол с четырьмя стульями, старый диван, легкий стул и небольшой закуток, служащий кухней. Одна дверь вела в спальню, вторая — в узкую пристройку. Эта дверь оказалась закрыта. Я постучал еще раз, потом обошел дом вокруг.
Где-то на болотах раздался выстрел, звук гулко разнесся во влажном воздухе. Должно быть, охотники, подумал я.
Окна в пристройке были замазаны краской. Сначала мне показалось, что они завешены темными занавесками, но, подойдя ближе, я увидел полоски, которые остались от кисти, водившей по стеклу. В конце стены была дверь. В последний раз я постучал и подал голос, перед тем как попытаться повернуть ручку двери. Дверь открылась, и я вошел в комнату.
Первое, на что я обратил внимание, запах. Похоже, пахло лекарством, хотя я различил и запахи каких- то трав и цветов, которые преобладали в нем над запахами фармацевтических продуктов и антисептиков. Казалось, он заполняет всю длинную комнату, в которой стояли койка, телевизор, несколько дешевых книжных полок, не обремененных ни единой книгой. Здесь пылились стопки старых журналов, посвященных сериалам, мыльным операм, и мятые, зачитанные журналы «Люди и знаменитости».
Все свободное пространство на стенах занимали фотографии, вырезанные из журналов. Это были модели и актрисы; в одном углу неизвестный устроил что-то подобное храму Опры. Большинство женщин на фотографиях были негритянки: я узнал Холли Берри, Анджелу Бассетт, солисток вокальных групп, Джаду Пинкетт Смит и даже Тину Тернер. Над телевизором висели три или четыре фотографии со страниц местной светской хроники. На каждой была одна и та же особа: Марианна Ларуз. Фотографии покрывал тонкий слой древесной пыли, но затемнение на окнах не дало им пожелтеть. На одной фотографии Марианна смеется, стоя в кругу прелестных молодых девушек во время выпускного вечера. На другой она снята во время благотворительной акции, на третьей — на приеме, устроенном Ларузами, чтобы увеличить фонды Республиканской партии. На каждом снимке красота юной Марианны Ларуз заметно выделяла ее среди всех.
Я подошел ближе к койке. Запах медикаментов здесь усилился, и белье было покрыто темными пятнами, как каплями кофе. Здесь были и более светлые пятна, некоторые из них напоминали кровь. Я осторожно дотронулся до простыни — пятна были влажными. Я отошел и разыскал небольшую ванную и источник запаха. Раковину заполняла плотная коричневая субстанция, имевшая консистенцию клея для обоев,
