единственный способ здесь прилично поесть – это заказывать те продукты, которые привозили из личных имений членов клуба, то есть речную рыбу и дичь, а также всевозможные овощи, в том числе овсяный корень и критмум морской.
Абдулла краешком глаза следил, как Пэйган кладет кусочек подтаявшего масла на зеленую спаржу, потом отправляет в рот кусочки семги, заедая их молодым картофелем, бобами и огуречным салатом.
Потом принесли малину. Абдулла брал каждую ягодку двумя пальцами и аккуратно отправлял их в рот, одну за одной.
«Интересно, почему у такого резкого человека такой нежный рот?» – думала Пэйган, наблюдая за ним. Его губы чем-то напомнили ей нос Ре ал Леил. Пэйган почувствовала возбуждение флирта. С самой первой секунды их совместной трапезы она непрерывно ощущала на себе пристальный взгляд его карих глаз.
Когда официантка убрала серебряные чашечки с малиной, их руки оказались почти рядом друг с другом на белой скатерти. Абдулла легко положил пальцы на ладонь Пэйган.
– Я не хочу играть с тобой ни в какие игры, и я не хочу больше терять время. Мне необходимо, чтобы у нас были настоящие взаимоотношения. Я хочу тебя.
– Да? А я думала, что в Сидоне не бывает настоящих отношений, а существуют только политические интересы, – быстро и нервно заговорила Пэйган. – Я думала, у вас есть только политические браки. – Она тут же пожалела о своих словах.
– Дорогая Пэйган, – тихо произнес Абдулла, подумав при этом, что он с удовольствием бы ее прибил. – Мы же сейчас не в Сидоне.
– Вы будете кофе, сэр? – прервала их разговор официантка.
– А почему бы не попить кофе в моем номере в «Дорчестере»? – предложил Абдулла.
На целых полминуты Пэйган словно потеряла дар речи. Ноги ее тряслись, губы дрожали, мозг оцепенел от ужаса.
Тогда Абдулла произнес слово, которое не часто встречалось в его лексиконе, и произнес его быстро, с нажимом:
– Пожалуйста, Пэйган!
– Почему бы и нет? – как бы со стороны услышала Пэйган свои собственные слова.
«Господи, куда я иду? – в отчаянии думала она, спускаясь по черной лестнице. – Я вдова. Я уже сто лет не занималась любовью. Я привыкла только к Кристоферу. Я уже не та девочка, которую он помнит. Его желание утихнет в тот же момент, как только он увидит меня без одежды. Арабы относятся к женщинам, как к обезьянам, и Абдулла меня один раз уже очень сильно обидел. Он для меня опасен. И если я вновь сближусь с ним, он вновь причинит мне боль». Все ее старые обиды проснулись. Она боялась нового унижения. И что всего хуже – унижения публичного.
Когда она была уже на нижней лестничной площадке, тревожная сирена все еще выла у нее в мозгу. Но тут уже ее встречал Абдулла.
– Только не пытайся передумать, ты, трусиха, – быстро проговорил он, протягивая к ней руки. Пэйган ощутила эротическое, призывное прикосновение его языка к своим губам. Она ослабела и прильнула к нему. – Пошли скорее отсюда, – прошептал он.
В дверях их остановил полицейский.
– К сожалению, господа, мы не можем никому позволить покинуть помещение клуба. Вернитесь, пожалуйста, и последите, чтобы леди держалась подальше от окон.
Они видели, как полицейский транспортер оттаскивает в сторону машины, припаркованные напротив клуба. На освободившейся стороне улицы полисмены болтали, стоя рядом с каретой «скорой помощи».
– Что же нам делать? – воскликнула Пэйган, чуть не плача и в то же время чувствуя невероятное облегчение. Группа членов клуба, уже явно навеселе, вернулась к дверям и в сопровождении епископа стала подниматься вверх по лестнице.
Абдулла повел Пэйган прочь от двери. Он прижал ее узкую бледную ладонь к щеке и покрыл поцелуями ее пальцы.
– Я ждал тебя годы, и я не позволю, чтобы какая-то ирландская бомба нам помешала.
– Абди, не дури. Нам некуда идти. Вся эта история продлится долго, несколько часов.
Он еще крепче прижал ее руку к губам.
– Поднимайся по женской лестнице, – произнес он. – Я буду ждать тебя наверху, в бильярдной.
В бильярдной, на самом верхнем этаже клуба, было тихо, как в соборе. На зеленом покрытии стояли столы, а на окнах висели плотные зеленые занавески, изолирующие бильярдную от остального мира. Пэйган обвела взглядом блестящие доски паркета, узкую кожаную скамью, загибающуюся по периметру комнаты, бильярдные столы, чуть большие по размерам, чем столы для пула, – гладкие, из тяжелой стали с зеленым же покрытием.
– Абди, – прошептала она, – мы не можем! Не на столе же!
– Нет, можем. – Он закрыл дверь и, притянув Пэйган к себе, поцеловал. Он целовал ее медленно и нежно, осторожно подвигая в сторону столов. И вдруг Пэйган ощутила, как в ее бедра врезается холодный стальной выступ.
Постепенно Абдулла снял с нее платье, нежно целуя каждый участок освободившейся плоти, пока Пэйган не осталась в простой атласной комбинации. Тогда он поднял ее на руки и осторожно уложил на стол. Она почувствовала одновременно жар и холод. Нежные, неспешные поцелуи ощущались ею сначала на ключице, потом на нежной коже предплечья. Когда его губы касались ее кожи, она думала: «Я вся свечусь, как солнце, восходящее над Альпами, когда на верхушки гор вдруг проливается нежный розовый свет, а потом медленно спускается к долинам». Неожиданно она поняла, что прошли годы с тех пор, как она ощущала свое тело таким живым.
Рубашка Пэйган соскользнула вниз, а Абдулла уже целовал ее грудь, потом спустился ниже, к ребрам,
