– Еще один анонимный жертвователь, леди Свонн. Пэйган быстро пробежала письмо. Прием с шампанским для двух тысяч гостей. Отличные новости.
– Кто-то очень расположен к нашему фонду.
– Или к Кристоферу, – заметила Пэйган, и лицо ее мгновенно затуманилось.
– А может быть, к Лили? – предположила жена миллионера – владельца сети магазинов. – Может, это кто-нибудь из ее поклонников?
– В любом случае у него должен быть лимон-другой, если он спокойно раскошеливается на шампанское для двух тысяч человек, – предположил седоволосый банкир, закуривая сигарету.
– Мы поместим в билеты еще и вкладыши с этими приглашениями. – Пэйган быстро делала пометки в блокноте.
– Но успеем ли мы напечатать приглашения? – озабоченно спросила шотландская герцогиня.
– Да, – заверила секретарь комиссии. – Я уже выясняла это в типографии.
Пэйган, известная своей тщательностью в ведении финансовых документов, еще раз быстро перелистала содержимое папки.
– Чек есть?
– Деньги переведены прямо на счет отеля.
– В высшей степени предусмотрительно, – задумчиво произнесла Пэйган. Она встала и открыла окно. Пэйган ненавидела табачный дым, а кабинет был прокурен до такой степени, что теперь понадобится по меньшей мере две недели, чтобы его проветрить. Потом прошла в глубь комнаты и встала, опершись на довольно-таки уродливый камин из черного мрамора, на котором стояли голубые китайские тарелочки, рыжеватый кувшин, вазочка для бисквитов и небольшие настольные часы из голубой эмали с украшенным бриллиантами циферблатом, подаренные бабушке Пэйган королевой Александрой.
Пэйган улыбнулась всем собравшимся в комнате.
– Сожалею, что мне пришлось задержать вас. Но мы обсудили действительно важный вопрос. А теперь я прошу меня извинить: мне надо бежать, иначе я опоздаю на свой рейс в Венецию.
Ветер трепал волосы Пэйган, когда скоростная моторная лодка мчала ее по венецианской лагуне. Вдали уже виднелись серые купола собора и колокольни на площади Святого Марка, разрисованные яркими полосами причальные столбы, под разными углами торчащие из воды, и стаи голубей, носящиеся в мглистом небе.
Частный самолет Абдуллы доставил их в аэропорт Марко Поло, и теперь они направлялись в отель «Киприани». Вместе с ними прибыли четыре телохранителя и огромный багаж, большая часть которого принадлежала Абдулле.
Пэйган вглядывалась в соблазнительную картину вырастающего прямо из воды города. Она была возбуждена:
– О, Абди, как это красиво! Город плавает в море, как золотой мираж.
– Только не ожидай слишком много романтики, – предупредил Абдулла. – Множество людей ненавидит Венецию.
– Господи, почему?
– Запах, толпы, клаустрофобия и эти чудовищные в своей вульгарности изделия из стекла.
– В таком случае, – рассмеялась Пэйган, – я не ожидаю встречи с золотой гондолой!
– Золотые гондолы появляются здесь раз в году – во время праздничных гонок гондольеров.
Потрепанный зеленый чемодан из крокодиловой кожи, принадлежавший некогда бабушке Пэйган, лежал на бледно-коралловом ковре, покрывавшем пол номера. Стены были от руки расписаны видами прозрачного зеленого леса – в тон зеленой софе и серебристо-зеленым шторам. Настежь раскрыв стеклянные двери, Пэйган прошла на террасу, окруженную небольшими кипарисами. С террасы открывался вид на бассейн, вокруг которого росли апельсиновые деревья, и дальше – на всю панораму Венеции.
– Тебе нравится? – раздался за ее спиной голос Абдуллы.
Пэйган была смущена – она чувствовала себя неуютно, поскольку не могла понять, собирается ли Абдулла жить в одном с ней номере.
Абдулла печально усмехнулся:
– Я буду в соседнем номере… если я тебе понадоблюсь. К сожалению, здесь нет бильярдной. Пространство в Венеции на вес золота.
На следующее утро Пэйган ждала возле двух черно-белых мачт, торчащих у входа в отель.
– Посмотри! – воскликнула она, схватив Абдуллу за руку. – Ты был не прав!
К ним медленно, рассекая зеленую воду канала, приближалась золотая гондола.
– Она твоя, – произнес Абдулла. – Надеюсь, ты не сочтешь ее слишком помпезной.
Сидя на пурпурного цвета бархатных подушках под золотым, изогнутым дугой навесом, Пэйган разглядывала золотую спину Нептуна, простершего трезубец над носом лодки. К ее неимоверному огорчению, прославленное судно было снабжено мотором, гораздо больше подошедшим бы к рыбацкой лодке, чем к этому церемониальному сооружению.
Гондола скользила вниз по Большому каналу мимо лодок, перевозящих уголь, рекламы кока-колы, японских туристов, розово-охристых барочных дворцов с отметинами уровня воды и обильно свисающей в углах паутиной.
– Только не проси его спеть «Санта Лючия», – прошептал Абдулла, – это неаполитанская песня, и он
