Не стал он меня принуждать, спасибо ему. Снял трубку, позвонил в аэропорт.
— Есть билеты?
— Нет.
— Знать ничего не знаю, снять с ближайшего рейса четверых мешочников.
И — мне:
— Порядок, получай свои билеты. Лети.
Я бегом в гостиницу, к своим орлам. А там... Правильно, застолье. Человек пятнадцать, и уже лезгинку пляшут. Всеобщее уважение и любовь. Гармония. Жаль, поэта не хватает. А у меня появляется искушение вытащить все три «пээма» и перестрелять их всех. Кто-то уже мне стакан в руки сует, о настоящей дружбе говорит, об уважении, о традициях. Кое-как отбился я, отвел Гену в сторону.
— Как же так, — говорю, — Гена? Мы же договаривались. Нам же лететь сегодня.
— Да вот, — отвечает, — так уж вышло... познакомились мы с одним грузином. А он Веру знает, оказывается.
— О Господи! Какую Веру? Какую, к маме, Веру. Опомнись, Геша.
— Да ты не переживай. Вера в Смольном работает, у нее в Смольном все схвачено. Вот какая Вера, он ей передачку готовит.
Точно, смотрю, тащит грузин сумку с вином. Это, мол, для Веры. Вера в Смольном работает, и уж у нее там все схвачено... А нам уже пора на самолет. Я хватаю своих невменяемых, сумку эту и — на такси в ИВС, за Ромой. Быстро получаю Рому с мешком, но без поросенка, к счастью. За шиворот — и в тачку. В аэропорту — спасибо замминистру, помог! — нас встречают, и все уже готово, билеты на руках. С двумя невменяемыми, с Ромой, с сумкой вина для Веры, у которой в Смольном все схвачено, с тремя пистолетами я, в обход таможни, иду в самолет. Гуд бай, Джорджия!
Взлетели. Мои орлы начинают хлестать Верино винишко со стюардессами. Ситуация совершенно неуправляемая... но мне уже все равно, лишь бы разбойника Рому доставить.
Пулково... и все начинается по новой: Рома, сумка плюс два бездыханных тела. До сих пор не верю, что смог со всем с этим справиться. Но как-то справился. Рому сдал в ИВС, боевых соратников развез по домам. Вот только Верину сумку некуда пристроить. А там вина коллекционные, по двадцать пять — тридцать рублей бутылка! Да еще и перепела... Что делать? На другой день оба — и Саня, и Гена — трезвенькие, тихие такие. Ну, говорю, где эта ваша Вера? В Смольном, отвечают. Адрес? Телефон? Фамилия?
Молчат оба-два. Знают только, что Вера — как Ленин — в Смольном. Так, короче, все это вино с перепелами выжрала спецслужба. Один я не пил — не мог. Не то что пить — смотреть не мог. Тошно было.
Вот, пожалуй, и все... Рому, конечно, посадили. Добавили к той группе и посадили. А я еще долго потом при звуке грузинской речи вздрагивал.
Особенности национальной агентуры
Агент. Агентурная работа... Ух, сколько всего кроется за этими словами для человека непосвященного. А уж для посвященного сколько!
...Лучше оставаться непосвященным. Честное слово — лучше. Лечь на диван, включить телик и посмотреть какой-нибудь старый советский детектив. Там хорошо выбритые и аккуратно подстриженные следователи, там совершенно трезвые оперативники. Там матерому рецидивисту Рваному строго, но вежливо говорят: «Вы, гражданин Редькин, изобличены»... Титры... «Мосфильм»... Главный консультант генерал-майор Проценко.
Привет генерал-майору! Поздравления творческому коллективу киностудии «Мосфильм»... Поздравляю вас соврамши.
Почему я про старое кино вспомнил?.. Там же про оперработу все ложь. Все? Нет, не все. Ничего не врали про агентурную работу... Ее в наших фильмах просто не было... Вообще не было. И хоть за это им спасибо. По фильмам выходило, что доблестные, гладко выбритые и трезвые все раскрывали мощью своего интеллекта. Без всякой агентуры... «Вы смотрели?» — «Нет». — «Посмотрите обязательно. Очень жизненная картина».
В реальной работе опера УР все несколько по-другому. Вот если бы в соседнем кабинете сидел главный консультант генерал-майор Проценко... Но генерал-майор занят на «Мосфильме». Поэтому в жизни главным консультантом опера является агент — это я говорю совершенно серьезно. Могу даже повторить избитые штампы: агент — глаза и уши оперуполномоченного, агентура — святая святых угрозыска и т. д.
Избито, но так и есть. Все, что связано с агентурой, закрыто грифом «Совершенно секретно». Регламентировано приказом МВД №008. Сам приказ представляет собой пятидесятистраничную брошюру... о-го-го!.. Хорошего агента берегут. Ему подбрасывают деньжат, прикрывают его «маленькие шалости», наливают опохмелиться и достают дозу, когда его ломает... Это правда, хотя товарищ генерал-майор Проценко мосфильмовцам такого не расскажет.
Все правда. Все так. Все совершенно секретно. И тем не менее жизнь подбрасывает порой та-а-акие сюжеты! Слушай, инвестигейтер.
Сюжетец первый. Не по хронологии, а по уровню идиотизма.
Был случай, когда мне срочно понадобился агент для подсадки в камеру, соседом, к одному блатному. Комбинация стандартная, простенькая, но результаты могла дать замечательные... Ты мне потом напомни, я тебе об этом расскажу. Случай интересный. Но сейчас речь об агенте. В камеру подсадным не всякого запустишь. Дело это серьезное, сопряженное не только с известными лишениями и дискомфортом, но и с риском. Поэтому на такие мероприятия привлекали только «платников», то есть агентов на зарплате. И только с уголовным прошлым. Если уж по правде говорить, то и с настоящим. И с будущим. Но это нас сейчас не особо волнует.
Итак, мне позарез нужен агент-платник. В камере ИВС Куйбышевского РУВД скучает блатняга, которому нужен сосед. А мне говорят: нет никого... Цыган задействован, Мишаня тоже, а Самолет в запое и, вообще, неизвестно где. Жди, говорят, может, через сутки Цыгана выдернем, к твоему засунем. Э-э, знаю я эти песни, как-никак уже два года в розыске. Никуда вы его не засунете. Цыган, как «освободится», пойдет в притон анашу курить, потом карманы резать. Заслужил, так сказать, ударным трудом на вредном производстве право на отдых.
Ладно, думаю, нужно использовать последнюю возможность. В главке у дежурного по городу должен быть резерв. Вот именно на такой случай лежит у дежурного секретный опечатанный пакет с адресом «законсервированного» платника. Я, правда, за два года службы ни разу этим вариантом не пользовался. Но — край! Надо позарез.
Звоню дежурному, представляюсь, называю пароль. И — так, мол, и так.
— Откуда, — отвечает, — я тебе, блин немазанный, платника возьму?
— Извините, но у вас должен храниться секретный пакет.
— Ну есть... Но его вскрывать — Боже упаси! Только в самом крайнем случае.
Тут уж я вспылил:
— Слушай, — говорю, — капитан, я тоже не в бирюльки играю. Или ты даешь мне агента, или я пишу рапорт.
Дежурный опер меня переадресовал к дежурному рангом выше — там всегда кто-нибудь есть из руководства. Я приехал, прямиком к нему... в тот раз был кто-то из замов начальника главка... объяснил ситуацию. Слово в слово все повторяется: пакет, блин, секретный... Боже упаси!.. только в крайнем случае...
Да что же это делается? Объясните мне: что делается-то? Я начинаю закипать... Я что, с улицы пришел? Для себя стараюсь? У нас появилась возможность раскрыть несколько грабежей, разбоев и, вероятно, убийство. Забегая вперед, скажу, что все так и оказалось... Я начинаю закипать, давлю на зама и — добиваюсь решения. С оговорками, с напоминаниями неоднократными: ты, говорят мне, смотри, мол, там... Агент, бля, секретный, бля. Законсервированный, как бычок в томате. Смотри!
После того как я написал запрос, после того как его дважды прочитал замначальника главка и еще раз дежурный опер, только после этого извлекли из сейфа серый пакет с двумя сургучными и тремя обычными печатями. Зам ломает сургуч, а сам кривится, как от зубной боли. Дежурный тоже переживает — ноготь грызет. Телефон надрывается. На него все — ноль внимания. Мы СЕКРЕТНЫЙ ПАКЕТ ВСКРЫВАЕМ!
Сургуч хрустит, крошится, фиолетовые печати главка по склейке клапана конверта рвутся. На свет
