оказалось — местные товарищи, несмотря на все религиозные запреты, были в этом плане тоже далеко не дураками. Что делать в такой ситуации? Кто угодно отчаялся бы и руки сложил, но только не советские офицеры...
Расквартировали нас в отдельном доме — сравнительно неплохом, просторном, с европейской мебелью и даже со стиральной машиной. Вот она-то сразу и привлекла внимание наших умельцев — военных техников и инженеров. Я-то сначала не понял, чего они ее с таким интересом разглядывать начали, подумал, что-то постирать ребятам понадобилось. Но все прояснилось очень быстро. Мужики пошарили в буфетах, и лица у них посветлели, потому что обнаружили они, что местные товарищи оставили в нашей «вилле» приличные запасы не только масла, сыра, молока и разных овощей, но и самое главное — великолепные итальянские дрожжи, мешок сахара и два ящика консервированной томатной пасты. Инженер-электронщик капитан Советской Армии Витька Михеев как все это увидел, так чуть не прослезился. Живем, говорит, братцы. Есть, говорит, на свете все-таки справедливость!
А потом все очень серьезно на меня посмотрели. Я даже забеспокоился.
— Чего, — говорю, — вы на меня так смотрите?
А они мне и объясняют:
— Андрюха, нам все ж таки те самолеты отремонтировать надо, твоя помощь как переводчика в работе с железом не требуется, поэтому мы тебя оставляем дежурным по кухне и главным по производству огненной воды.
Я растерялся, потому что у переводчиков, как всем известно, руки не из того места растут и как при помощи японской стиральной машины делать самогон я на тот момент еще не знал. Но все оказалось очень просто. Ребята залили в стиральную машину воду, высыпали туда же сахар и туда же вывернули банок пять томатной пасты. Потом закрыли крышку и запустили японский агрегат, который дети Страны восходящего солнца, как выяснилось, не совсем по назначению используют. Умные люди японцы, но до такого, наверное, не додумались. Необходимые ингредиенты для бражки стали в машине перемешиваться — причем с небольшим подогревом. Как заверили меня ребята, вся эта смесь, пробултыхавшись безостановочно часов пять, должна была превратиться во вполне забродившую брагу. Меня передернуло, и я тихо спросил:
— И что, мы это будем пить?
Ребята фыркнули и снисходительно на меня посмотрели:
— Это мы пить не будем, просто за то время, пока оно крутится, мы маленький самогонный аппаратик заделаем и начнем бражку перегонять — получится самогон. И вот его-то пить мы будем. Причем обязательно.
Неприятность заключалась только в одном. Стиральная машина была маленькой и не самой новой. Поэтому завода у нее хватало ровно на 15 минут. Каждые 15 минут ее нужно было запускать снова. Но на что не пойдешь ради торжества идеи! Ребята ушли ремонтировать самолеты, я остался при машине...
Часа через три по дому поплыл сладостный запах браги, а я уже очумел от воя и вибрации дьявольского японского аппарата. Но держался, подбадривая себя бессмертными строчками из боевого устава, которые гласили, что военнослужащие должны стойко переносить тяготы и невзгоды воинской судьбы.
Честно говоря, я как-то не очень представлял себе, из чего мои боевые друзья собираются самогонный аппарат делать. Мне казалось, что дело это непростое, требующее каких-то специальных деталей и материалов. Но все оказалось до примитивности просто. Тоненькую спиралевидную металлическую трубку мужики выдрали из какого-то самолета — там их очень много всяких разных. Трубку эту вставили в дно трехлитровой металлической банки из-под сухого молока и запаяли так, чтобы содержимое банки не могло пролиться. Вот вам и весь самогонный аппарат! Бражка заливается в банку, крышка которой плотно закрывается. Спираль помещается в специальный бачок, наполненный холодной водой, а сама банка ставится на электроплитку. Бражка начинает кипеть, спиртовые пары идут по спиралевидной трубке, охлаждаются и оседают на ее стенках в виде замечательного и столь необходимого нашим людям самогона, который с конца спирали капает в подставленную баночку.
Так вот, рекорд Гиннесса заключался в том, что всего через 10 часов после приземления в чужой стране, не имея на руках никаких привезенных с собой приспособлений и специальных средств, советские офицеры уже попробовали по первой рюмке замечательнейшего первача. И продолжали пробовать его всю свою командировку. Я, правда, с тех пор долго не мог перебороть неприязнь к стиральным машинам, потому как оказался фактически прикованным к этому произведению азиатского ума. Но мне за страдания ребята всегда дополнительные полстакана наливали. А аппарат я забрал с собой в родной гарнизон, и он долго еще служил и, что интересно, ни разу не ломался. И даже очень помог, когда мы, пораскинув нашими воспаленными офицерскими мозгами, пришли к выводу, что нужно заканчивать беспорядочное и разрозненное пьянство и создать специальную тайную организацию, которая бы могла придать нашим самогонным занятиям некий идейный смысл. А называлась эта организация «Штаб революции». Я был в этом Штабе видной персоной, числился «особой, приближенной к вождю», имел официальный титул «певец революции» и должность «начальник особого отдела».
Эта подпольная могучая организация сложилась следующим образом: меня тогда, ввиду окончательного отъезда супруги в Союз, перевели из городка для семейных, где мы жили в отдельных квартирах, в гостиницу для холостякующих офицеров. Гостиница располагалась на берегу Средиземного моря, вид из окна открывался красивый, но, к сожалению, созерцание моря было чуть ли не единственным нашим развлечением, потому что книги и газеты поступали к нам редко, а телевидение транслировало только две зануднейшие местные программы. Как мы могли развеять свою тоску по родине? Только картами, нардами, шахматами и, безусловно, самогоном. Однако в тихих локальных пьянках тоже мало интересного — вечером нажрались, утром встали с опухшими рожами (даже поговорка такая была: «У нас режим — выпьем и лежим»). А потому в гостинице постепенно сложилась устойчивая группа человек из пятнадцати, которые превратили застолье в некий ритуал и тщательно к нему готовились: ловили мурен в Средиземном море, коптили их, жарили на крыше шашлыки, красиво сервировали столы и во время самой пьянки обязательно произносили длинные речи и тосты.
Однажды кто-то назвал хабира-прибориста из нашей группы ВВС, произнесшего очень смешную речь о «великой африканской алкогольной революции», вождем — он действительно несколько напоминал Ленина и к тому же звали его Владимиром Ильичем. Прозвище прилипло, а потом все вдруг стали играть в такую игру, что, мол, совместные застолья — это не просто пьянка, а заседание Совета алкогольной революции, возглавляемого вождем. Ветераны движения немедленно получили чины и звания: Совет выбрал «министра обороны», «главкома ВВС», «начальника Генерального штаба». Преподаватель из авиашколы Альгердас Альбина получил должность «командира литовского полка», а главный самогонщик в гостинице, сварщик дядя Миша, — титул «хранителя революционной жидкости». Я был назначен «начальником особого отдела», а поскольку у меня была гитара, на которой я тренькал во время заседаний Штаба, вождь присвоил мне звание певца алкогольной революции. Особую остроту заседаниям придавало то обстоятельство, что проходили они на территории страны, в которой действовал сухой закон (на это, впрочем, все русские просто чихать хотели). Заседания всегда открывались одинаково — во главе стола вставал вождь с маленькой кружечкой в руке и, картавя по-ленински, объявлял: «Товарищи, Великая Африканская алкогольная революция, о которой столько времени мечтали специалисты и переводчики нашего города, продолжается!» Все выпивали по первой, а потом переходили к обсуждению текущих вопросов — об открытии новых вакансий в Штабе, о деятельности тайных членов организации в условиях подполья в городке для семейных, о «продразверстке», под которой понималось пополнение запасов «революционной жидкости»...
В общем, все было очень весело, и постепенно в Штаб вступила чуть ли не половина обитателей гостиницы. И тогда вождь, который просто не просыхал от этой самой «революционной жидкости», объявил «диктатуру опохмеляющихся». Диктатура эта, правда, сводилась к тому, что члены Штаба потребовали, чтобы им в гостиничной столовой разрешили сдвигать во время ужина столики в один большой стол, за который представители тайной организации садились согласно рангам и чинам. Это требование было удовлетворено, поскольку администраторами, официантами и поварами в этой столовой работали советские женщины, жены тех счастливцев, которые жили в городке для семейных. Правда, позже выяснилось, что не все обитатели гостиницы относились к существованию Штаба лояльно... А выяснилось это, когда меня на третьем году службы в этой замечательной африканской стране перевели в столицу. И вот там как-то раз случился у меня небольшой конфликт с нашим местным особистом, а надо сказать, что особисты и их
