декабря.
В тот вечер Сулейман-паша остался ночевать в селе Долна-баня. Уединившись в комнатушке дома, где расположился штаб, он впервые ощутил, что находится в безвыходном положении. Его самоуверенность азартного игрока, ставящего на кон чужие средства, постепенно улетучилась.
Шекир-паша сперва уверял, что отстоит Софию, но вот уже два дня молчит.
По сведениям, поступавшим с Камарской равнины, последние дни операции не были благоприятными. Гурко удалось перебросить через горы почти всю ударную силу своих войск, перегруппировать ее и немедленно вступить в бой.
А сорокапятитысячной армии маршала, истощенной долгим переходом после ее переброски в Константинополь, потребовалось целых пять дней, чтобы преодолеть расстояние от Саранбея до Ихтимана!
К несчастью, снег шел три дня подряд, не переставая, и полуголодные, плохо одетые и обутые солдаты едва плелись по узким ущельям Костенца. Не было фуража и для лошадей. Горцы либо сожгли, либо разграбили сеновалы, и животные от голода еле держались на ногах.
И природа, и люди — все было против него, и озлобленная душа Сулейман-паши болезненно отзывалась на каждую неудачу. Счастливую звезду, под которой протекала его жизнь и в которую он всегда верил, заволокло дымом сражений. Около полуночи маршал вышел из своей комнаты, спустился во двор и оглядел окружающие холмы.
На их склонах горели огни солдатских биваков — красные, далекие. Снег перестал, и горы стояли суровые и грозные, будто преграждая ему все пути в жизни.
Сулейман-паша ощутил царившие вокруг мрак и тишину как зловещее предзнаменование. По телу у него пробежали мурашки, запахнув шинель, он вернулся в комнату.
— Каково будет распоряжение относительно биваков назавтра, ваше превосходительство? — спросил адъютант, убирая со стола только что изготовленную им диспозицию.
Сулейман-паша молчал, глядя в темное окно. Адъютант стоял по стойке «смирно» позади него.
— Остаемся здесь… следующие два дня… — раздельно и решительно произнес Сулейман-паша. Взгляд его все так же был устремлен в окно.
Щелкнув каблуками, адъютант вышел.
Сулейман-паша снял шинель. Любая попытка вступить в бой в том состоянии, в каком находились сейчас его войска, была бы безумием, означала бы поражение, разгром. Помочь Софии — Шекир-паше и Реджеб-паше? Сулейман-паша отрицательно покачал головой. Нет! Он останется здесь. В конечном счете именно эти высоты являются оборонительным рубежом Румелии. И если придется прибегнуть к общей румелийской обороне, она начнется здесь.
Погасив свечу, он подошел к окну. Небо над горными цепями было тревожно-синего цвета. Сейчас где-то там вершится судьба Софии. Сулейман-паша снова покачал головой. Нет, он отсюда не двинется, пока не будут решены насущные проблемы, пока его люди не станут годными для ведения боя. В конце концов, он уже обсудил по телеграфу эту возможность и с Константинополем.
Глаза его блестели, неспокойно оглядывая ночное небо. Может, время работает не только против него, может, оно стало работать на него! Может произойти даже самое невероятное. Если Шекир-паша сумеет дать русским сражение у Софии и порядком их потреплет, тогда через пять-шесть дней он нанесет решающий удар по армии Гурко в предгорьях Стара-Планины. Перейти Арабаконакский перевал зимой не так легко, как преодолеть Шипкинский перевал в июле. Там, в горных теснинах, он мог бы раз и навсегда решить свое будущее, обеспечить себе карьеру.
Во дворе происходила смена караула. Щелкали затворы винтовок, слышались четкие шаги солдат.
Сулейман-паша, не зажигая света, сел возле окна. Небо над горами еще больше посинело, в нем было нечто загадочное, оно будто таило в себе неизвестность, которую нес с собой завтрашний день.
София пала после двух решающих сражений в предгорьях Стара-Планины. 23 декабря город был оставлен, войска отступили быстро и беспорядочно.
Поздним вечером того же дня из Илдызкьошка передали по телеграфу, что необходимо приступить к выполнению румелийского оборонительного плана и что главнокомандующим турецкими войсками назначается военный министр Реуф-паша.
Сулейман-паша выслушал депешу молча, он почти не ощутил горечи и негодования в связи с новым ударом, эти чувства тут же уступили место растерянности, вызванной вестью о падении Софии и последовавшими за ним молниеносными событиями. Он равнодушно слушал стук телеграфного аппарата, передававшего сейчас распоряжения нового главнокомандуюшего.
За три дня вся армия Сулейман-паши и отступающие войска Шекир-паши вернулись к Пазарджику и Пловдиву.
Уже несколько дней стояла ясная погода, и снег, лежавший вдоль дороги, потемнел и утрамбовался под ногами тысяч отступавших. По обеим сторонам дороги простиралась Фракийская низменность — безмолвная и безлюдная, В зимней тишине скрип телег, возгласы людей и глухой топот верениц солдат производили тягостное впечатление.
27 декабря Сулейман-паше было передано в Пазарджик донесение с точными подробностями перегруппировки армии Гурко. Западный отряд, не давший себе ни минуты передышки, преследовал его в непосредственной близости, разделившись на пять колонн.
Первая колонна под командованием генерала Вельяминова наступала от Софии через Самоков и Долна-баня по течению реки Марины. Вторая колонна во главе с генералом Шуваловым двигалась по пути Вакарел — Ихтиман — Пазарджик. Третья, возглавляемая генералом Шильднер-Шульдером, шла удобной дорогой через села Долно-Камарцы и Поибрене в направлении Пазарджика. Четвертая под командованием генерала Креденера тоже направлялась к Пазарджику, двигаясь левее, в сторону Панагюриште. Пятая колонна, составленная из кавалерийских частей и образующая бригаду, усиленным маршем наступала на юг через Златицу и Стрелчу.
Сулейман-паша слушал донесение, и его маленькие проницательные глаза внимательно следили по карте пути продвижения колонн.
Когда доклад был окончен, он повернулся, оглядел всех присутствующих и, лукаво усмехаясь, сказал:
— Хорошо задумано. И хитро… Загнать нас в западню, не дать возможности двигаться ни по левому, ни по правому берегу реки… Гм… — покачал он головой, — ловкий замысел, но ему суждено провалиться…
Маршал немного подумал. Его палец медленно двинулся вдоль ниточки реки, потом вернулся обратно, словно отражая ход его мыслей.
Подняв от карты глаза, Сулейман-паша посмотрел на Шекир-пашу, который участвовал в составлении плана румелийской обороны. Взгляд его был весел.
— Вы предусмотрели и этот их вариант…
Маршал снова склонился над оперативной картой оборонительных линий и после долгого, сосредоточенного молчания выпрямился, заложил руки за спину и угрожающе произнес:
— Мы преподнесем русским крепкий орешек… Посмотрим, смогут ли они его разгрызть… — Лицо его постепенно оживилось, к нему вновь вернулось хорошее настроение.
— Первая ошибка, которую они допустили, — говорил он, шагая по комнате, — это то, что не стали производить основную перегруппировку сил. Удовлетворились лишь тем, что разбили их на пять колонн. Выступили в поход все равно что на свадьбу!..
Он хитро усмехнулся.
— Их вторая ошибка — убеждение, что по линии Пазарджик — Пловдив не будет серьезных сражений. Они предполагают, что мы рассчитывали только на горы. Теперь же им придется убедиться в обратном.
Он покачал головой.
— Но самое главное, господа, — он оглядел весь штаб, — перед нами открывается возможность взять реванш. — Глаза его заблестели. — Здесь, на равнине, мы сможем осуществить то, чего не сделали в горах. Силы армии полностью сохранились. Люди отдохнули. Наша пятидесятитысячная армия имеет перед
