здорово меня ущучил. С этими парнями: Димой Беркутовым и Андрюшой Говоровым всегда надо держать ухо востро, иначе могут оконфузить при всем честном народе. Ага.
Я нарисовал на лице недоумение. С сомнением спросил:
— Это вы недавно звонили мне по телефону?
— Я, — кивнул Дима, самодовольно ухмыляясь. Молодо-зелено! Я бы на его месте не был столь самонадеян и на стал так торопиться с ответом. Своим опрометчивым «Я», он сам захлопнул капкан, мною поставленный, Я бы на его месте сказал примерно следующее: «Нет, то был мой троюродный брат». Вот тогда бы он усложнил мне задачу. А так.
— Странно, — пожал я плечами. — А по телефону вы произвели на меня самое благоприятное впечатление, показались мне достаточно толковым, я бы даже сказал, умным парнем. Воистину говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Самодовольство на его лице приказало долго жить. Пропустив ответный удар он пребывал в легком нокдауне. Не найдя достояйного ответа, Беркутов рассмеялся и сказал:
— Разрешите, Сергей Иванович, вам представить Геннадия Ивановича Зяблицкого.
Из-за спины Беркутова показался маленький, плюгавенький, как точно тот охарактеризовал его, мужчина лет сорока с хвостиком. Круглая аккуратная головка и черные маленькие и любопытные глазки и впрямь делали его похожими на тушканчика.
— Здравствуйте! — поклонился он. — Зяблицкий Геннадий Иванович. Очень рад!
Я вышел из-за стола, пожал Зяблицокому руку.
— Здравствуйте, Геннадий Иванович! Я думаяю, мне представляться не нужно. Это уже сделал наш общий знакомый, юморист-затейник Дмитрий Константинович.
— Хи-хи-хи! — меленько, подхалимски захихикал Тушканчик.
— Очень смешно, — проворчал Беркутов с хмурым видом.
Заблицкий стрельнул на него глазками, оборвал смех, сконфузился.
— Извините!
— Геннадий Иванович, Дмитрий Константинович сказал по телефону, что вы хотели что-то мне сообщить. Это так?
— Сущая правда, Сергей Иванович! — с готовностью подтвердил Зяблицкий и закивал головкой «тушканчика». — Считаю, так сказать, своим долгом!
Да, видно, злорово, напугали его «киллеры» Беркутова, если он вспомнил о долге.
— Очень хорошо. Какие отношения были у вас со Степаненко Федором Степановичем?
— Самые дружеские, Сергей Иванович. Абсолютно. Федор Степанович поддерживал меня в трудные минуты жизни. За что я ему по сей день благодарен.
— Это он назначил вас на должность директора ночного клуба?
— Он. Как же иначе с моим, извиняюсь, прошлым я смог бы занять такую должность.
— Понятно. При каких обстоятельствах он показал вам видеокассету?
— Простите, не понял?
— Когда и как это произошло?
— Где-то около месяца назад Буб…, извините, Федор Степанович пришел в клуб сильно под этим самым, сильно под мухой. Да. Был чем-то очень раздосадован, матерился и все такое.
— Он что-то говорил?
— Много чего.
— Постарайтесь вспомнить — что именно? Это может быть очень важно.
— Да-да, я конечно, — вновь закивал Зяблицкий. На какое-то время задумался, вспоминая. затем, продолжил: — Говорил буквально следующее: «Эти суки…» Я извинясь. «Эти суки, там наверху, предали и продали Россию, считают, что с ней уже покончено. А вот этого не видели?!» Тут Степаненко сделал неприличный жест и страшно заматерился. Я пробовал его как-то успокоить, урезонить, но он ни в какую. «Эти козлы считают, что они уже скрутили нас всех в бараний рог, поставили на колени и мы будем на них безропотно ишачить. Как бы не так! Много таких шустрых было. Русский народ это не какая-нибудь шушера-мушера, какой-нибудь сброд, согнанный со всего света, вроде американцев, он ещё им покажет кузькину мать!» А потом взял меня под руку и сказал: «Пойдем». Пришли ко мне в кабинет. Он включил видеомагнитофон, вставил кассету и говорит: «Смотри, что с нашей бедной Матушкой-Россией хотят сделать!»
Тушканчик замолчал, боязливо посматривая по сторонам и ежась, будто от озноба. По всему, ему до сих пор страшно вспоминать о том, что увидел.
— И что же вы там такого увидели, Геннадий Иванович? — спросил я бодро, жизнерадостно улыбаясь, пытаясь тем самым подбодрить Зяблицкого.
— Лучше бы я этого, Сергей Иванович, не видел, — печально вздохнул он.
— И все же?
— Видел беседу двух олигархов Сосновского и Лебедева.
— Вы точно помните, что это были именно они?
— Абсолютно.
— А откуда вы их знаете?
— Кто ж их не знает, Сергей Иванович?! Вы уж совсем меня за какого-то недалекого, я изиняюсь, держите, — обиделся Тушканчик.
— Вы зря обижаетесь, Геннадий Иванович. Похоже, что на новой должности вы совсем забыли правила поведения на допросе. Вас совсем не должно волновать — почему задан тот или иной вопрос, что он преследовал, полный идиот следователь или только прикидывается…
— Скажите тоже, — смущенно проговорил Тушканчик.
— Я позволю себе продолжить. Разрешите?
— Конечно-конечно. Извините!
— Так вот. Вопрос задан и вы должны четко на него отвечать. Понятно?
— Понятно.
— Повторяю вопрос. Откуда вы знаете этих олигархов.
— Сосновского я ещё в колонии неоднократно видел по телевизору. Знаю, что одно время он даже входил в правительство. А Лебедев особенно отличился в последнее время, стал, можно сказать, героем мировой прессы.
— А вы внимательно и регулярно следите за мировой прессой?
— Н-нет, — смутился Тушканчик. — Слышал по телевизору.
— И чем же этот, с позволения сказать, олигарх отличился?
— А вы разве не знаете?! — вновь очень удивился Зяблицкий, здорово рассмешив тем самым Беркутова.
— Ну ты, блин, даешь! — проговорил он. — Ты что такой тормозной, Тушканчик?! Похоже, что ты с детства сильно ушибленный.
— А вас, подполковник, я бы попросил помолчать, — сказал я «строго». — Кто тут ушибленный, это ещё надо разобраться. Слушая вас, я все больше склоняюсь к версии, что это все-таки не Геннадий Иванович.
— Самокритика — всегда была одним из ваших самых сильных качеств, Сергей Иванович, — ухмыльнулся Беркутов.
— Побойтесь Бога, Дмитрий Константинович! — укоризненно покачал я головой. — Я был о вас лучшего мнения. Прием «перевода стрелок» сейчас используют в разговоре лишь дебилы, да ещё возможно аборигены острова Занзибар, но никак не современные джентльмены, к тому же претендующие на звание весельчака и острослова.
— Молчу, молчу, — сдался Дмитрий.
Разобравшись с Беркутовым, я обратился к Зяблицкому:
— И все же, чем отличился олигарх Лебедев, Геннадий Иванович?
— В его офисе произвели обыск федерали, а самого арестовывали, но потом выпустили.
— Федералы — это кто?
— Генеральная прокуратура, ФСБ и прочие.
