утверждал, что именно в этом заведении можно попробовать настоящую шведскую кухню.
Ужинали неспешно и все время говорили — Андрею было очень интересно, приятно и легко в компании Тингсона и Цоя, но — чем меньше оставалось времени до встречи с Катериной, тем более напряженным и нервным становился Серегин. Боясь опоздать на свидание, Обнорский «скомкал» десерт Ларсу с Игорем, — он разнылся, что, мол, в России сейчас уже почти одиннадцать вечера (разница во времени между Стокгольмом и Петербургом составляла два часа), что ему хочется спать, что он устал с дороги… Сказать мужикам просто и по-человечески, что у него назначена встреча с женщиной, Серегин постеснялся: Цой-то еще ладно, он «свой», а Тингсон — какой-никакой, а иностранец, неудобно, еще поймет как-нибудь не так…
Ларс завез ребят на виллу, пожелал спокойной ночи и предупредил, что заедет за ними утром в половине девятого. Не успел Тингсон уехать, как Обнорский, нудевший еще пять минут назад о своей усталости и о необходимости отдыха, начал носиться по дому контуженным шмелем.
Андрей разыскал утюг и гладильную доску, извлек из дорожной сумки свежую рубашку, погладил ее, потом почистил туфли, принял душ и побрился. Цой на все эти приготовления смотрел довольно мрачно, потом не выдержал и спросил:
— Я не понял, кто-то, кажется, спать хотел?
Андрей, пытавшийся уложить свои черные вихры в какое-то подобие приличной прически, посмотрел на Игоря проникновенно и сказал:
— Старик, ты понимаешь, какое дело… У меня назначена встреча — очень важная… Ты извини, но… Придется тебе сегодня одному поскучать… Телевизор посмотришь, тут говорят, программ — немеренно… Может, порнуху найдешь…
— Да иди ты со своей порнухой! — Цой казался слегка обиженным, — Я-то думал, посидим по- человечески, тут в буфете, между прочим, склад бухалова, я проверял… А он — намыливается куда-то… Не иначе, как на шпионскую встречу. То-то ты еще в аэропорту так дергался — теперь понятно, товарищ Серегин, что про вас не зря слухи ходят, как про бывшего «комитетчика»… Ну, что же — постарайся не огорчать местную контрразведку. Но «хвост» домой не тащи, если что — отстреливайся беспощадно. Резиденту — поклон и привет с Родины, которая помнит и знает…
— Бывай и ты, старинушка, — поблагодарил Андрей Игоря за напутствие. — Веди себя хорошо, не ешь немытых фруктов, сильно не напивайся, посуду не бей и — очень тебя прошу — не царапай матерные слова на полированных поверхностях… Да, к соседям не приставай… Все, я пошел. Кстати, как я выгляжу?
— Как Ален Делон после семидневного запоя, — ответил Цой, заваливаясь на диван с телевизионным пультом в руке. — Иди уж, турыст… Когда ждать-то?
— Сложный вопрос, — пожал плечами Обнорский, подходя к двери. — Тут такое дело — как карта ляжет…
Королевский Драматический театр Андрей отыскал быстро — в Стокгольме ему было несложно ориентироваться, потому что практически каждый швед говорил по-английски, поэтому языковых проблем не возникало.
Поскольку Серегин явился на место встречи на пятнадцать минут раньше назначенного времени — он походил по набережной, обошел кругом сам театр, попытался разобраться в репертуаре…
Катя появилась ровно в десять — Обнорский даже не сразу узнал ее, потому что на ней было надето элегантное и явно очень дорогое светлое кашемировое пальто и туфли на высоком каблуке, а в Питере она одевалась совсем не так броско… И еще — изменился на более светлый цвет ее волос, из черных они превратились в светло-русые…
Андрей зачарованно смотрел, как она подходит к нему. Потом очнулся, бросился навстречу, но снова остановился, словно налетел на невидимую преграду. Катя тоже качнулась к нему, на мгновение показалась, что она захотела обнять Серегина, но нет, она лишь протянула ему руку, которую Андрей тихонько пожал. Странным казалось это деловое и почти официальное приветствие — будто и не было между ними угарно- жаркой близости в квартире на Московском проспекте, будто не баюкал ее Андрей каждую ночь до отлета в Стокгольм… Выглядела Катерина прекрасно — она словно помолодела лет на пять, наверное, дело было в том, что из глаз ушло дикое, нечеловеческое напряжение, не покидавшее ее в Питере из-за постоянного ожидания опасности… Тем не менее, Катя казалась взволнованной, но это было не то волнение, какое бывает от предчувствия появления врага за спиной, а какое-то другое.
— Здравствуй, Андрей…
— Здравствуй, Катя…
Какое-то время они молчали, не зная, что сказать друг другу, но потом Катерина спохватилась — она находилась в Стокгольме все-таки дольше, чем Серегин, поэтому и в городе ориентировалась, конечно, получше. И вообще, была как бы хозяйкой, встретившей гостя.
— Ты не голоден? Может быть, поужинаешь? Я знаю тут неподалеку один очень приличный итальянский ресторан — «Капри» называется…
— Нет-нет, спасибо, — поблагодарил Андрей за заботу. — Ларс нас так накормил, что ничего уже не полезет — разве что чашка кофе… Давай где-нибудь кофе попьем, чтобы на улице не стоять.
— Давай, — кивнула Катя. — В том же «Капри» кофе делают очень вкусный…
Она взяла Обнорского под руку и повела по Нибругаттен — улице, лучом отходившей от Королевской Драмы. Идти, оказалось, нужно было совсем недалеко, поэтому по дороге они вообще не успели ни о чем поговорить — только-только Андрей собрался с духом и открыл рот, чтобы начать задавать прямые вопросы на волновавшую его тему, как Катя сказала:
— Вот мы и пришли…
Ресторанчик и впрямь оказался очень уютным — он был стилизован под грот, и работали в нем самые настоящие итальянцы, они почему-то очень обрадовались, когда поняли, что Катя и Андрей — русские. Может быть, в этом заведении любили «оттягиваться» богатые туристы из России?
Когда подали кофе, Обнорский кашлянул и, решив, что пора все-таки как-то прояснить обстановку, сказал:
— Катя…
— Подожди, Андрей, — перебила она, легонько дотронувшись прохладными пальцами до его левого запястья, — Я… Я хотела поговорить с тобой, объяснить тебе…
Серегин молча достал сигарету из пачки, закурил и откинулся на стуле, ожидая продолжения.
Катя нервно поправила прядь волос, порывисто вздохнула, потом покачала головой и взяла в руки чашку с кофе — но, не сделав ни глотка, поставила ее обратно на блюдце. Обнорский ждал, не говоря ни слова, и непроизвольно сжимал в кулак пальцы левой руки…
— Андрей, — наконец смогла выговорить она. — Давай объяснимся… Я хочу расставить точки над «i», чтобы не обманывать ни тебя, ни себя…
— Точки над «е», — сказал вдруг Серегин, выпустив струю дыма в потолок.
— Что? — вздрогнула Катя, сбитая с мысли.
— Точки над «е», — пояснил Обнорский. — В русском языке точки над «и» не ставятся.
У Андрея все внутри дрожало, но он говорил внешне спокойно и даже насмешливо — может быть, Серегин просто хотел оттянуть момент, когда ему придется услышать то, чего слышать совсем не хотелось…
— Над «е»? — недоуменно переспросила Катерина и тут же кивнула. — Пусть над «е», не в этом дело… Андрей… Я… Я все помню, что между нами случилось в Петербурге… Я… очень благодарна тебе за все… Но… Я хочу тебе объяснить… Тогда, в доме на Московском проспекте — у меня был просто нервный срыв, и я… У меня нет привычки ложиться в постель с мужчинами, которых я почти не знаю… Я прошу тебя — давай забудем, что тогда произошло, и останемся просто друзьями…
— Друзьями? — насмешливо переспросил Серегин. — После того, как забудем все, что было в доме на Московском? Это тонко, Екатерина Дмитриевна, это — высокая драма…
— Андрей! — голос Катерины подозрительно зазвенел, так что даже итальянец-официант встревожено обернулся. — Не надо ерничать, прошу тебя… Если тебя не устраивает слово «друзья», давай будем просто — ну, я не знаю — партнерами…
— Так партнеры — это как раз, когда в койке, — не унимался Обнорский, — «Голубые» еще друг
