войны и Трианонского мира обусловливалась не столько тем, что эти события несли на себе печать роковой неизбежности, сколько парадоксальным стечением обстоятельств, из-за чего сохраниться сумели как раз те самые силы, которые и привели страну к войне и были виновны в ее финале. Венгерское национальное самосознание было скроено по образцу, вполне соответствовавшему мироощущению граждан среднего по размерам государства с 20–30-миллионым населением, в котором мадьярский приоритет базировался не только на вульгарных принципах статистического большинства и расовой принадлежности, но и на исторических и политических достижениях нации. Такое самосознание испытало ужас ментальной клаустрофобии, когда его заставили втиснуться в узкие пределы маленькой страны, населенной всего 8 млн. граждан. Нацию охватили чувство ярости и жажда мести, спрессованные в лозунг: «Нет, нет, никогда!» И поскольку послевоенное мироустройство на континенте было явным образом далеко от совершенства, ни одна политическая сила, рассчитывавшая на успех в Венгрии в межвоенный период, не имела возможности появиться на общественной сцене, если в ее программе не содержалось требований по пересмотру условий мирных договоров. Этого требовали и консерваторы из старой политической элиты, господствовавшие в Венгрии в течение всего периода консолидации 1920-х гг., и крайне правые силы, чередовавшиеся у власти с консерваторами на протяжении 1930-х гг. и во время Второй мировой войны. По вполне понятным причинам Вен- /425/ грия вновь вступила в войну в союзе с Германией и вновь потерпела сокрушительное поражение. Постфеодальные структуры, пережившие даже распад исторической Венгрии в конце Первой мировой войны и в трудные межвоенные десятилетия, когда, в общем, было не до них, после Второй мировой войны наконец-то канули в Лету вместе с правившим режимом. Но, как и прежде, совсем другие силы решали за венгров вопрос о замене этих структур.
Революции и расчленение: Венгрия в новой политической системе
Центральной Европы
Октябрь 1918 г. стал месяцем, наполненным драматическими событиями, происходившими в стенах венгерского парламента. Апофеозом этой драмы, пожалуй, стало заявление Иштвана Тисы, который считался главным виновником всех страданий, выпавших на долю страны за последние четыре года. «Я согласен со вчерашними словами графа Каройи, – сказал Тиса. – Эту войну мы проиграли». Он подразумевал речь, с которой лидер оппозиции выступил 16 октября, т. е. в тот самый день, когда Карл IV объявил о федерализации Австрии. Каройи также заявил, что Венгрия может проиграть не только войну, но и мир, если не предпримет необходимых политических шагов – одним из них должно было быть назначение нового правительства, приемлемого как для лидеров Антанты, так и для народных масс, настроение которых к этому времени заметно революционизировалось. В противном случае, считал Каройи, нет никаких шансов сохранить территориальную целостность страны и спасти ее от анархии.
И действительно, третий кабинет министров Векерле ушел в отставку 23 октября, и в ту же ночь Каройи заявил о формировании Венгерского национального совета из членов его собственной Партии независимости, Буржуазно-радикальной и Социал-демократической партий, а также из представителей различных групп столичной интеллигенции. Опубликованная Советом прокламация содержала двенадцать пунктов. Среди них декрет о немедленном сепаратном мире, декларация независимости Венгрии, требование о проведении подлинно демократических реформ и декрет о праве наций на самоопределение при сохранении территориальной целостности государства. Национальный совет в течение чуть более недели действовал в качестве альтернативного правительства, поскольку император, вопреки ожиданиям масс и политическому здравому смыслу, медлил с назна- /426/ чением Каройи. Затем он предпочел графа Яноша Хадика, сторонника Андраши-младшего, довольно популярного среди парламентской оппозиции политика, не имевшего, однако, собственной партии и реальной поддержки со стороны деморализованной армии. 28 октября массовая демонстрация протеста направилась из Пешта в Буду с требованием к личному представителю императора – эрцгерцогу Иосифу о назначении Каройи. Полиция застрелила троих демонстрантов. В течение двух последующих дней столицу захлестнули забастовки и демонстрации с отдельными спорадическими стычками между только что созданным Советом солдат и левыми социалистами, с одной стороны, и проправительственными войсками, с другой. Сам Каройи и Национальный совет призывали к сдержанности и терпению, несмотря на то, что 30 октября войска получили приказ атаковать их штаб-квартиру в гостинице «Астория». В итоге многие солдаты, дезертировавшие из армии, смешались с возбужденной толпой гражданских лиц, приветствовавшей Национальный совет на улицах Будапешта. Они захватывали общественные здания, железнодорожные вокзалы и телефонные станции. Астры, продававшиеся в День поминовения всех усопших, военные стали прикреплять вместо сорванных ими эмблем и нашивок, а гражданские – в петлицы на пиджаках. Поэтому день 31 октября, когда Каройи под крики ликующих масс получил назначение на должность премьер- министра, стал называться днем «революции астр». Она прошла почти бескровно, ценою жизни всего нескольких человек, среди которых символическое значение имела гибель Тисы, убитого в собственном доме группой солдат незадолго до того, как новое правительство в тот же день произнесло свою клятву.
Правительственная программа практически ничем не отличалась от прокламации из 12 пунктов, опубликованной неделей ранее. Кабинет министров Каройи состоял из представителей тех же сил, что и Национальный совет. Члены его собственной партии получили большинство министерских портфелей. И хотя падение дуалистической политической системы расчистило путь для демократических преобразований, тот факт, что многие общественные движения не были представлены в правительстве, говорил сам за себя. Действия властей были явным образом уже запоздалыми, и это очень существенно ограничивало их диапазон. Партии, вошедшие в Национальный совет, представляли малую часть дворянства и аристократии, определенные слои буржуазии, квалифицированный пролетариат и профсоюзы. Среди них не было тех, кто выражал интересы очень влиятельных общественных групп и классов, которые были готовы поддержать рево- /427/ люцию со времени, когда обнаружились первые признаки кризиса дуализма, и вплоть до начала войны, а потом напрочь ее отвергли.
Несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, можно было еще надеяться, что грамотная и последовательная политика по отношению к национальностям в сочетании с хорошими отношениями, которые сложились у Каройи с политическими деятелями Антанты, могла спасти Венгрию от страшных последствий, уготованных ей тайными соглашениями с национальными комитетами славян и румын времен войны. Первые контакты не внушали особого оптимизма: казалось, западные союзники готовы удовлетворить требования своих партнеров в регионе даже в нарушение принципов, провозглашенных Вильсоном, и несмотря на все политические преобразования в самой Венгрии. И это при том, что словаков и румын уже нельзя было удержать в составе Венгрии, даже предложив им полную автономию. (Требования хорватов почти всеми венграми признавались справедливыми, тогда как претензии сербов они вообще не считали нужным обсуждать.)
Когда условия перемирия, согласованные в Падуе, не устроили командующего балканской французской армией генерала Франше д'Эспере и его войска, перейдя реку Сава, вторглись на венгерскую территорию, Каройи, надеясь, что эта мера носит исключительно временный характер и потом все более или менее образуется, был вынужден 13 ноября в Белграде подписать договор, по которому венгерские вооруженные силы должны были быть очень серьезно сокращены и отведены на линию Драва – Марош, а войскам Антанты предо- /428/ ставлялось право беспрепятственного прохода через
