определенного контроля за деятельностью имперского правительства, хотя бюджетные статьи могло лишь «инспектировать», тогда как министерство иностранных дел и армия оставались в единоличном ведении самого монарха.
Поскольку патент одновременно усиливал власть центрального правительства над провинциями, депутаты второй сессии венгерского государственного собрания, созванной в апреле 1861 г., оказались в неловком положении: тот документ, который они должны были обсуждать в качестве конституционного проекта, явным образом противоречил всем традициям венгерского конституционализма, причем возможности парламента ограничивались еще и отсутствием консенсуса по двум болезненным вопросам – земельному и национальному. Несмотря на серьезные крестьянские волнения в начале 1861 г., большинство представителей политически активных классов решило, что патент 1853 г. об отмене крепостничества должен быть сохранен во всех частностях, без внесения каких бы то ни было дополнительных изменений в условия государственной компенсации. Кроме того, несмотря на некоторое улучшение отношений между мадьярами и немадьярами, лозунг 1848 г. имел неприятный для последних отпечаток требований «единой венгерской политической нации», при том, что требования автономии со стороны сербского и словацкого конгрессов, заседавших соответственно в апреле и июне 1861 г., заставили многих венгров бояться расчленения их исторически сложившегося государства. Наконец, Италия, объявившая о своем объединении в марте 1861 г., перечеркнула последние надежды Кошута на «европейский переворот».
В свете указанных обстоятельств борьба за идеи 1848 г. не могла стать основой реальной политической деятельности, оставаясь декларацией принципов. Венгерское государственное собрание тотчас же решило отказаться от выборов депутатов на имперскую ассамблею (хотя это было главной причиной, по которой император собирал ее), а две основные партии отличались только оценками формы, в какой, по их мнениям, приличествовало отказываться от навязываемой им конституции. Радикалы под руководством Телеки, который недавно /355/ был арестован в Саксонии, возвращен в Венгрию, но затем выпущен на свободу, заявляли, что невозможно соблюдать легальные формы общения с некоронованным государем, и потому предложили изложить ему позицию парламента просто в форме резолюции. Телеки, узнавший накануне голосования, что даже в своей партии он остался в меньшинстве, проиграв более умеренному Деаку, покончил с собой. Настаивая на строгом соблюдении законности, Деак в своей петиции к монарху, указал в четко сформулированных толкованиях конституционного права и конституционных прецедентов, что союз между Австрией и Венгрией никогда не был «фактическим», а лишь «персональным», поскольку эти два самостоятельных государства имели одного и того же короля, а, значит, их примирение возможно как минимум лишь на основе «апрельских законов» 1848 г. «Нация должна терпеть» в случае, если государь не проявит готовности уважать ее приверженности к унаследованным ею конституционным свободам и желания сохранить их для потомства.
Нации пришлось терпеть: 22 августа Франц Иосиф распустил венгерское государственное собрание, и под руководством Шмерлинга в стране был восстановлен автократический централизм (т. н. «провизориум Шмерлинга»). Он считался временной мерой, подлежащей немедленной отмене, как только венгры осознают, что у них нет альтернативы участию в работе парламента империи. Через несколько лет выяснилось, что эта мера была временной по совершенно иным причинам.
События I860–61 гг., изменения на международной арене, судьба экспериментирования Шмерлинга с конституционным централизмом в Австрии и смена ориентиров у местной элиты – все это способствовало тому, что политическая дилемма, сложившаяся в 1850-х гг. (компромиссы с национальными меньшинствами, с соседними малыми народами или с Австрией), стала видеться совсем в ином свете. В мае 1862 г. кошутовский проект Дунайской конфедерации, в то время предназначавшийся исключительно для ведения дипломатических переговоров, был опубликован в миланской газете «Аллеанца». Конфедеративное государство, в определенных деталях воспроизводившее политическое устройство Соединенных Штатов, должно было состоять из Венгрии (вместе с Трансильванией), Хорватии, румынских княжеств и Сербии. Помимо экономических союзнических связей, они должны были иметь общие министерство иностранных дел и вооруженные силы, подчиняющиеся двухпалатной ассамблее и исполнительному совету конфедерации. Каждое государство, примкнув- /356/ шее к союзу, сохраняло бы суверенитет во внутренних делах при полном равноправии всех религий и всех языков на уровне отдельных населенных пунктов и комитатов, как уже намечалось в проекте конституции, набросанном в Кютахье.
План был благородным, но несколько утопическим, даже при том, что переговоры, проведенные в 1859 г. с румынскими и сербскими князьями, внушали определенный оптимизм. Согласование этнических и территориальных интересов и требований маленьких народностей, населяющих Подунавье, граничило с невозможным. По этой причине план Кошута, нацеленный на предотвращение компромисса с Австрией, вызвал прямо противоположный эффект. Некий публицист выразил мнение большинства, заявив, что «цена нашего примирения с Австрией и с ее правящей династией меньше той, что требуют национальности, а путаники-революционеры готовы ее заплатить». Вероятность того, что проект Кошута мог привести к революции, была вполне реальной, поскольку он предполагал уничтожение империи Габсбургов. Однако, сколь бы потрепанной Австрия ни казалась в 1860-х гг., идея Кошута о создании конфедеративного, с 30- миллионным населением государства, которое должно было занять свое место в балансе европейских сил, не вдохновила великие державы на перестройку отношений в Центральной Европе. Помимо поддержки нарождавшегося венгерско-румынско-южнославянского сотрудничества, Клапка в 1850-х гг. рекомендовал западным державам добиться восстановления Польши. В 1863 г. поляки вновь восстали против России. Британия и Франция равнодушно наблюдали, как «путаники-революционеры» опять были раздавлены царскими войсками. Настроения как в эмигрантских кругах за границей, так и в самой Венгрии утратили всякую революционность. Не желая и дальше делиться с крестьянством, с подозрением относясь к этническим меньшинствам и упорно настаивая на фикции «единой политической нации», устав от самоограничений, вызванных политикой пассивного сопротивления, понимая, что сильно проигрывает в социальном смысле в этот переходный период и что перед ней открыт путь к высоким должностям и социальному престижу, элита страны постепенно смирилась с мыслью, против которой Телеки некогда с горечью предостерегал своих современников: «на обед лучше воробей, но сегодня, чем дрофа, но завтра».
Австрийцам тоже становилось несладко с наступлением 1860-х гг. Надежды, порожденные «конституционным централизмом» Шмерлинга, себя не оправдали: венгры и хорваты так и не стали участвовать /357/ в работе имперского парламента. Более того, в 1863 г. его покинули также чехи и поляки, к великому разочарованию умеренно либеральных австрийцев и немцев из среднего класса, которые начали понимать, что конституционализм не может быть ни насильственным, ни имперским, а только национальным и добровольным. Сначала на рубеже 1862–63 гг. лидеру консерваторов графу Дьёрдю Аппони поступило от двора предложение подготовить меморандум относительно возможной формы компромисса, однако два года спустя Франц Иосиф решил вести тайные переговоры через доверенных лиц с самим Деаком. Результаты этих переговоров были опубликованы Деаком в его знаменитой «Пасхальной статье» 16 апреля 1865 г., в которой он заявил, что, вообще говоря, можно отступить от принципа считать «ситуацию 1848 года базовой». Он по-прежнему настаивал, что основные законы Венгрии должны быть сохранены «с максимально возможной полнотой», ограниченной лишь по соображениям «наибольшей безопасности» самой империи.
Положение с безопасностью тем временем постоянно ухудшалось, так как позиции Австрии в германском мире были поставлены под сомнение Пруссией в лице Отто фон Бисмарка, пожелавшего покончить с «дуализмом» в Германии и объединить ее под эгидой Пруссии, целиком исключив Австрию. Когда законодательное собрание Венгрии съехалось на свою сессию осенью 1865 г., две немецкие державы уже ссорились по поводу принадлежности Шлезвига и Гольштейна, захваченных ими в прошлогодней совместной войне против Дании. Заключив союз с Италией, Бисмарк заставил Австрию вести войну на два фронта. Как и в 1859 г., разгром австрийской армии стал делом нескольких недель. Унизительное поражение в битве под Кёниггрецем (Градец-Кралове) 3 июля 1866 г. означало, что Австрия исключена из Германской конфедерации, в которой рассчитывала доминировать. Деаку и его последователям подобный исход событий сначала показался нежелательным: они рассчитывали, что, если Австрия снова будет занята «западной миссией», Венгрия получит больше шансов восстановить свою полную автономию в рамках империи. И так как они вовсе не намеревались ослаблять империю Габсбургов, на защиту которой против России и Германии венгры рассчитывали, то не стали набивать себе цену и предложили условия компромисса,
