мужчина и любящий муж, он пропускал эти сплетни мимо ушей, а однажды прямо заявил разоткровенничавшемуся с ним на эту тему доброхоту:
– Слушай, парень, попридержи свой вонючий язык, иначе я тебе его вырву и засуну тебе же в задницу, о'кей?
Собеседник поперхнулся на полуслове, оценил ледяные глаза Ната и его широкие плечи и счёл за лучшее не вступать в чреватую травмами дискуссию. После этого случая никто больше не пытался 'открыть глаза простаку Натти Бампо на недостойное поведение его супруги'. Да и было ли оно, это недостойное поведение? Джейн в ответ на острожный вопрос мужа устроила настоящий скандал с битьём посуды и потоками слёз, суть которого сводилась к старинному изречению 'не пойман - не вор!'. Правда, Джейн изложила эту самую суть в несколько иных, более энергичных выражениях типа: 'А ты что, выгребал использованные презервативы с заднего сидения моей машины?'.
Да, у них было всё - кроме детей.
– А зачем они нам? - вполне искренне удивилась Джейн, когда Натаниэль завёл в очередной раз разговор на эту тему, выбрав, как ему показалось, наиболее подходящий момент - они лежали в супружеской постели, отдыхая после любви.
– Как это зачем? - не понял Нат. - Странный вопрос…
– Ну почему же странный? - снова удивилась Джейн, слегка покалывая своими острыми ноготками обнажённую грудь мужа. - Я действительно не понимаю, зачем тебе это нужно! Мы с тобой молоды, перед нами весь мир, в котором столько всего интересного и приятного, у нас есть деньги, которые можно со вкусом потратить на массу полезных вещей и удовольствий, а ты заморачиваешься какими-то там детьми! Всю жизнь мечтала - ходить с пузом, переваливаясь с боку на бок, как глупая толстая гусыня; потом мучаться, пока этот кусок мяса будет выползать из моего тела, орать от боли, а потом ещё возиться с мокрыми памперсами! И для чего? Чтобы лишить себя всех доступных нам удовольствий? Только ради этого?
– Подожди, подожди, - Нат перехватил руку жены, целеустремлённо и в тоже время словно ненароком переместившуюся с его груди на живот и ниже. - Но ведь мы же не вечно будем молодыми - мы состаримся! И потом, ведь до тебя миллиарды женщин рожали, и…
– Знаешь что, дорогой, - Джейн вырвала свою руку из его пальцев, пружинисто села на кровати, и Натаниэль почти физически ощутил, как в ней закипает раздражение, - я не собираюсь следовать заветам прабабок, игравших в свиноматок! По-твоему, основное назначение женщины - это быть родильной машиной, так, да? Только не надо сказок про стакан воды, который тебе подадут на старости лет благодарные отпрыски! Да они прежде всего буду думать о том, как бы поскорее спровадить эту старую руину - то есть тебя - в крематорий и получить наследство! Да, да, именно так! Нужно зарабатывать деньги, и тогда тебя до самой смерти будут заботливо облизывать нанятые няньки-сиделки, и безропотно выносить за тобой дерьмо, потому что ты им за это будешь платить - и хорошо платить, вот так! А дети… - и она брезгливо сморщилась. - А что до россказней о продолжении рода - оставь это пасторам, лепечущим что-то про рай и ад! Мне лично наплевать, что будет здесь, на это дрянной планете, после того, как я сдохну и стану бесплатным ланчем для червей. Живём один раз, и поэтому надо взять от этой жизни всё, что можно - и даже то, что нельзя! А если тебе так надо о ком-то заботится - если тебе меня мало, - давай заведём собаку: хлопот меньше, а удовольствие то же. А пользы - пользы даже больше: хорошая собака - это престижно.
Натаниэль смотрел на жену, на её длинные волосы, упавшие на тугую грудь, на глаза, светящиеся в полутьме спальни, как у кошки, и думал, что она чертовски хороша. И ещё он вдруг вспомнил, как Джейн без всяких угрызений совести пошла на эвтаназию своей матери, прикованной к постели, - после того как врачи сказали ей, что старушка никогда уже не встанет, но протянет ещё не один год, мучая себя и других…
И всё-таки она уступила ему - третий раз в жизни. Уступила после того, как пару раз перехватила взгляды Ната, которые он бросал на женщин с маленькими детьми - такие ещё иногда встречались в элитном районе, где они жили. Джейн поняла своим обострённым, каким-то поистине звериным чутьём, что её муж не успокоится; и дело может кончиться тем, что их уютное гнёздышко в один не очень прекрасный день развалится - если в нём не запищит птенец. Так родилась Кэролайн.
Весь период беременности жены остался в памяти Натаниэля как один непрерывный сюрреалистический бред на грани шизофрении - Джейн измучила его до предела своими беспричинными истериками и непредсказуемыми капризами. Он терпел, утешая себя тем, что ей, бедняжке, так трудно - ведь она такая нежная и хрупкая! - и только много лет спустя догадался: на девяносто процентов весь этот театр абсурда был срежиссирован и поставлен ни кем иным, как самой Джейн, желавшей таким способом обезопасить себя на будущее от возможного повторения подобного эксперимента. А родила она легко и быстро, несмотря на своё худощавое телосложение.
– Поздравляю вас с первенцем, мистер Бампо, - сказала ему сиделка-филиппинка в родильном доме, куда счастливый молодой отец явился с огромным букетом цветов, чтобы забрать Джейн и новорождённую дочь. - Ваша девочка - просто ангелочек! Вам так повезло - Господь щедро наделил вашу жену здоровьем, она вам и десяток детишек нарожает!
– Спасибо, - поблагодарил Нат, грустно подумав про себя: 'А вот это вряд ли…'
Сама Джейн отнюдь не выглядела безмерно счастливой - скорее наоборот. Она очень быстро перестала кормить дочь грудью (чтобы не испортить фигуру), не вставала к малышке ночью, когда та начинала хныкать, и не купала её, предоставив эти заботы мужу. Натаниэль ждал, что у жены вот-вот проснутся древние материнские инстинкты, но этого не произошло - нежеланный ребёнок так и остался нежеланным и нелюбимым; крохотный верещащий комочек красной плоти не вызывал у Джейн ничего, кроме брезгливости. И даже когда Кэролайн немного подросла и сделала свои первые робкие шаги, мать осталась к дочери равнодушной - в лучшем случае она её замечала, но не более того. И девочка чувствовала это - когда Джейн изредка обращала на неё внимание, ребёнок тут же заходился плачем, и успокаивался только тогда, когда Нат брал малышку на руки. Отец ухаживал за девочкой сам - в пределах возможного, работу он бросить не мог, - а потом в доме появилась пожилая дебелая мексиканка-baby-sitter. Двум молоденьким смуглым и темноволосым претенденткам на эту должность, явившимся по объявлению, Джейн мгновенно - только взглянув мельком на их ноги и бёдра - дала от ворот поворот, а 'мама Роза' её вполне устроила и избавила молодую мать от необходимости самой заниматься Кэролайн.
Шло время, и вроде бы всё было хорошо.
Кэролайн росла. Она уже задорно носилась по лужайке у дома наперегонки с Бобби - громадным чёрным корсиканцем[6], безоговорочно признавшим малышку своей любимицей и хозяйкой и безропотно терпевшим потуги Кэролайн, когда она, сопя от усердия, тягала пса за уши или за хвост. Кличку псу дала Джейн, считавшая, что он очень похож на полицейских, которых они видели в Лондоне. Натаниэль не находил в собаке особого внешнего сходства с бравыми британскими блюстителями порядка, но охранником Бобби оказался превосходным - любой выказавший (пусть даже в шутку) недобрые намерения по отношению к Кэролайн, очень сильно рисковал: клыки у этой заботливой няньки и компаньона по детским играм были весьма внушительные.
Кэролайн росла, и в её характере всё чётче проступали черты, всерьёз обеспокоившие Ната - упрямство и откровенный эгоизм. Она привыкла к любви отца и к немому обожанию Бобби, привыкла к тому, что все её капризы тут же удовлетворяются, и привыкла считать себя центром внимания. Сам Натаниэль был единственным рёбёнком в семье, но он помнил слова деда, сказанные им когда-то давно своей дочери - матери Ната. 'Ты дура, Рэйчел! У ребёнка должны быть братья и сёстры - только тогда он поймёт, что не ради него одного сотворён весь этот мир. А иначе… Вот раньше - нас было пятеро в семье, и мы…' - 'Перестань, dad[7], - досадливо оборвала его Рэйчел. - Оставь ты эти свои фермерские замашки - теперь другие времена! Ты знаешь, сколько нужно денег, чтобы вывести в люди хотя бы одного ребёнка? Цены растут, как на дрожжах, жизнь дорожает, а я не хочу, чтобы мой Нат чувствовал себя хоть в чём-то обделённым'.- 'Дура ты, Рэйчел, - повторил старик, тяжело вздохнув, - мало я тебя драл в детстве, а теперь - теперь уже поздно…'.
Однако первую же попытку Натаниэля заикнуться на тему второго ребёнка Джейн пресекла немедленно и яростно. Сначала она закатила мужу грандиозный скандал - 'ты что, смерти моей хочешь, я чуть не померла от боли в этой гнусной родилке!', - а потом, зная пиетет Ната перед печатным словом,
