последнего отпуска по прошлому ранению.
На фронт зауряд-прапорщик Игнат Лыков решил не возвращаться.
…Ещё осенью шестнадцатого года ничто, казалось, не предвещало надвигавшейся бури. Положение на фронтах внушало оптимизм: прошлогоднее германское наступление было остановлено без существенных территориальных, людских и материальных потерь, а удар армий Юго-Западного фронта генерала Брусилова послал Австрию в глубокий нокаут, из которого она так и не выбралась до конца войны. Люди устали от крови и смертей, но устали не только русские — французам пришлось усмирять пулемётами свои бунтующие батальоны, раздражённые бессмысленными потерями под Верденом и «бойней генерала Нивеля»,[54] и даже знаменитый тевтонский боевой дух изрядно поблек и обесцветился. После ошеломившего всю Европу Брусиловского прорыва вновь забрезжила надежда на победу, и русское командование, окрылённое успехом, решило начать наступление на Западном и Северо- Западном фронтах, перебросив туда резервы и лучшие части Юго-Западного фронта. «Немец тот же австриец, и его тоже можно бить, — таков был нехитрый ход рассуждений генералов Ставки, — было бы только вдоволь патронов и снарядов». Оружия и огнеприпасов хватало — союзников более чем устраивал «русский натиск» на Германию, и Франция, Англия и, само собой, ОША не скупились на военные поставки. Эти поставки шли теперь не только через Чёрное море, но и через новорождённый Романов-на-Мурмане, связанный с Петербургом ниткой железной дороги, проложенной с лихорадочной быстротой по лесам и болотам Карелии. Но каждый винтовочный патрон и каждая пара солдатских ботинок скрупулёзно учитывалась в бухгалтерских книгах: клерки «денежного треста» считали каждый талер и намерены были стребовать с России все её долги. А пока Россия платила кровью своих сыновей, готовившихся перейти в наступление ради очередного спасения «западных демократий».
Однако ожидаемый триумф не состоялся: если вдоль балтийского побережья русским удалось продвинуться на запад и вновь выйти к границам Восточной Пруссии, откуда им пришлось отступить в четырнадцатом году, то в центре успех был более чем скромным. Да, хватало и снарядов, и патронов, и новейших артиллерийских систем, и людских резервов, но не хватало умения полководцев прорывать современную многополосную оборону. И главное — не хватало желания солдат идти навстречу огненному смерчу: проклятая война непонятно за что у всех уже сидела в печёнках.
Наступление, в котором был ранен прапорщик Лыков, захлебнулось, добавив десятки тысяч новых солдатских могил. А три месяца спустя ахнуло гулкое эхо: в России началась революция. Революция эта вызревала давно, она была неизбежной: не хватало только лишь последнего толчка. И грохот пушек на фронте рассыпался треском винтовочных выстрелов на улицах Москвы и Петрограда.
Союзники насторожились, но вскоре успокоились: Временное правительство заявило о своей верности союзническому долгу и о своём намерении продолжать войну до победного конца. А победный конец в начале семнадцатого года уже просматривался: ОША вступили в войну, бросив на чашу весов всю свою мощь, и поражение кайзеррейха стало всего лишь вопросом времени.
Новые правители России тоже почуяли запах грядущей победы и были намерены не упустить свой заслуженный кусок пирога. Через три недели после отречения царя Россия, отложив на потом больной для крестьянской страны вопрос о земле, объявила войну Турции, нацелившись на вожделённые проливы — за что, в конце концов, кровь проливали? Расчёт был прост: Австрию уже можно сбросить со счетов, Германия задыхается в железном кольце союзных армий и флотов, а сама Турция слаба — она давно не игрок на мировой арене. И победа, победа — народу нужна весомая и осязаемая победа, которая всё спишет и поднимет престиж новой власти.
Господство русского флота на Чёрном море было полным: пара древних турецких броненосцев ни в коей мере не могла соперничать с новейшими русскими вермонтами, и в Севастополе уже концентрировались сотни десантных «эльпидифоров», готовых высадить сорокатысячный русский экспедиционный корпус прямо на берега Босфора.
И невдомёк было новым обитателям Зимнего дворца, что подобная самодеятельность очень сильно не понравилась кое-кому — и даже не в просвещённой Европе, а за океаном…
— Дальнейшее существование России как мировой державы нецелесообразно.
Лысоватый полный человек небольшого роста произнёс эту фразу равнодушно — таким тоном напоминают слугам о необходимости прибраться в доме и вынести мусор, нарушающий строгую упорядоченность элитного жилища.
— Исход войны ясен, победители определены, и увеличение их числа не требуется. И тем более не требуется присутствие среди победителей России: её непредсказуемость может создать нам определённые трудности уже в самом ближайшем будущем. Франция, Британия, Германия — все они укладываются в схему, тогда как Россия с её вечным богоискательством и мессианством так и норовит вырваться за рамки, которые мы устанавливали веками. Наш следующий шаг — власть над миром, а Россия может стать досадной помехой на нашем пути. И поэтому…
— Вы предлагаете вооружённое вмешательство, мсье Шильд?
— Зачем же так примитивно, мсье Феллер. Играть надо по правилам, тем более что правила эти нами же и установлены. В России революция, а отец-основатель Бюжо когда-то сказал, что «любая революция должна вовремя остановить свой разбег, иначе она подомнёт под себя всех своих зачинателей». Разбег русской революции надо подтолкнуть — пусть эта революция превратится в лавину, сметающую всё и вся. Россия должна быть отброшена в средневековье — только так мы сможем обезопасить себя от её непредсказуемости. Ситуация благоприятна: нынешние правители России напоминают импотентов, получивших гарем, но не знающих, что и как делать с его обитательницами. А это чревато — как это по- русски? — бабьим бунтом. Томные гурии, изнывающие от недостатка внимания, охотно прислушаются к серенадам, которые будет распевать под окнами их сераля любой проходимец, и потеряют головы, наслушавшись сладких песен. А если учесть, что эти гурии не боятся крови и ловко владеют топорами, то участи неуклюжих гаремных евнухов, а также случайных прохожих не позавидуешь. Русские живут сердцем, а не разумом — в любой стране людей, желающих во время войны поражения своей державе, сочли бы обыкновенными предателями, а в России их почему-то называют радетелями за народное дело. Эту особенность русского менталитета можно и нужно использовать — разумеется, в наших целях.
— Германский генеральный штаб намерен…
— Это намерение можно только приветствовать. Вам ведь известно, мсье Дюпон, что в проект «Детонатор» вложены и наши деньги — они должны принести дивиденды. В мутное российское варево надо бросить чуточку дрожжей, и оно тут же попрёт через край. А для подогрева кастрюли — одно-два военных поражения, чтобы добить остатки энтузиазма армии и народа.
— Полетят брызги… — задумчиво произнёс высохший старик. — Как бы нам самим не обжечься и не запачкать одежду…
— Россия далеко, мсье Легран, — между нами океан. Однако осторожность не повредит — нужно держать наготове перчатки. Бронированные, как мне кажется, — они надёжнее.
— Мировая война не окончена, — возразил Феллер. — Германские субмарины нещадно топят торговые суда — Англия изнемогает, и Франции тоже несладко. Не даст ли выход из войны России шанс Германии?
— Никоим образом! — мсье Шильд сделал энергичный жест рукой. — Оставьте пустые надежды тевтонам — я привык верить сухому языку цифр. А цифры говорят, что экономика кайзеррейха на грани коллапса — Германию уже не спасут ни подводные лодки, ни выход из войны Российской Империи, то есть республики. Поздно, господа, — Германия обречена. Мы раздавим её и без помощи России, так пусть же напоследок Германия нам поможет — мы не будем ей мешать. Будут ли какие-нибудь возражения?
Возражений не было.
Тихой апрельской ночью спящий Севастополь был разбужен тяжёлым грохотом — в Северной бухте по неизвестной причине взорвался линкор «Императрица Мария». Над водой встала стена алого пламени, и полусонные обыватели с ужасом наблюдали агонию тонущего корабля. А через две недели у Босфора был торпедирован линкор «Императрица Екатерина Великая», прикрывавший высадку русского десанта на турецкий берег. Поражённый двумя торпедами вермонт сумел добраться до Севастополя, где надолго встал