Впереди уже видна была гавань Порт-де-Перла, заполненная боевыми кораблями, когда с океана пришёл лопающийся звук, словно там разбилось что-то очень большое и очень стеклянное. А затем мирную утреннюю тишину раздёрнуло жужжание авиационных моторов, постепенно разбавляемое нервным кашлем зениток.
— Quel merde…[57] — потрясённо прохрипел капитан, нажимая на тормоз. Жак ткнулся лицом в лобовое стекло, а когда поднял голову и посмотрел вперёд, оцепенел.
В гавани вырос лес белых водяных столбов, среди которых появлялось всё больше чёрных клубящихся кустов — лейтенант Рембо не сразу осознал, что это прямые попадания. А над головами остолбеневших офицеров со свистом пронёсся самолёт с красными кругами на крыльях.
— Хиномару![58] — прорычал капитан. — Проклятые азиаты!
Машина сорвалась с места. Через пять минут они были у причала — только для того, чтобы увидеть всё своими глазами и во всех подробностях: катера у пирса не оказалось.
Жак Рембо видел, как в небе густо роятся японские самолёты, поблескивая стёклами кабин. Он видел, как они пикируют, и как чёрные капли бомб падают на корабли. Он видел пенные следы торпед, видел взрывы и пожары. Он видел, как валится набок «Калифорния» — корабль капитана третьего ранга, подобравшего его на дороге, — как по её палубе катятся и срываются за борт маленькие фигурки людей, и как выпали из гнёзд, раздавливая воду своей многотонной тяжестью, орудийные башни главного калибра, когда линкор опрокинулся.
И ещё он видел гигантский дымно-огненный смерч, проглотивший «Индиану». Этот смерч, взметнувшийся вверх на тысячу метров, на мгновение принял форму исполинского томагавка. Призрачный силуэт был виден секунду, не более, но зрелище индейского боевого топора, грозившего Порт-де-Перлу чёрным лезвием, намертво врезалось в память молодого лейтенанта.
Когда облако взрыва рассеялось, на месте «Индианы» остался пылающий остов. И лейтенант Рембо понял, что лейтенант Мажордом, оставшийся за него на корабле, подарил ему не только ночь с Мадлен, но и целую жизнь: подарил, отдав при этом свою.
— Луи… — прошептал Жак. — Будьте вы все прокляты…
Кого проклинал лейтенант Жак Рембо, потомок героя-защитника Нуво-Руана? Он был уверен, что проклинает японцев…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ОРУЖИЕ ПОБЕДЫ
Корабли шли на запад. Свинцовая вода угрюмо толкалась в бронированные борта и, перемолотая винтами, превращалась в шипящую пену, волочившуюся за кормой длинным шлейфом. Корабли бежали на запад, спасаясь от победителей, подмявших под себя страны, где родились эти корабли, — их главный калибр не смог остановить тевтонские легионы. И корабли уходили, чтобы не поднять на своих мачтах флаги с крючковатым крестом.
Линкор «Ришелье» прибыл в Норфоль ранним ноябрьским утром. Матросы занялись приборкой: адмирал Женсоль не хотел, чтобы его корабль выглядел бездомным бродягой, забывающим бриться. Адмирал наблюдал, как становится на якорь «Дюнкерк», прибывший следом за «Ришелье», и не удивился появлению шести американских эсминцев, окруживших мёртрье-крейсер. На борту «Дюнкерка» находилась большая часть золотого запаса Франции, выхваченная из-под самого носа тевтонов, — тут без почётного эскорта не обойтись.
Ближе к вечеру на рейд вошли англичане: линкор «Кинг Джордж V» и два крейсера с эсминцами. Женсоль знал, что беглецов было больше, но встреча с завесой германских лодок стала роковой для авианосца «Викториес», а линкор «Принц оф Уэлс» тевтонская авиация потопила прямо на выходе из Скапа-Флоу. А многие корабли англичан не сумели покинуть родные порты, ставшие для них ловушками. Королевский флот Британии повторил горькую судьбу флота Франции…
На следующий день на «Ришелье» прибыл американский офицер связи — совершенно седой, хотя ещё не очень старый капитан первого ранга
— Влади Макаруа, — представился он, вскинув руку к козырьку, и по одному его жесту Женсоль понял: перед ним настоящий флотский офицер, а не резервист, надевший погоны в силу обстоятельств. — Направлен к вам для осуществления оперативного взаимодействия.
— Надеюсь, мои корабли пойдут в бой под флагом Свободной Франции? — спросил адмирал, принимая из рук офицера увесистый пакет с документами.
— Да, господин адмирал, — уверенно ответил капитан первого ранга, хотя этот вопрос наверняка лежал вне его компетенции. — Имею честь пригасить вас в штаб Атлантического флота Объединённых Штатов Америки: адмирал Лёруа ждёт вас.
Французский адмирал кивнул, и через пятнадцать минут шустрый катер уже нёс их к причалам Норфоля.
— Хочется верить, что вы, франглы, принесёте свободу своей прародине Франции, — сказал Женсоль, глядя на серые громады американских линкоров и авианосцев, стоявших на якорях, — и всей Европе.
Это прозвучало как скрытый комплимент Америке, однако ответ офицера связи был несколько неожиданным для французского адмирала.
— Мне почему-то кажется, что Европу, которую Терлиг пользует во все щели, избавит от него Россия. Есть у русских такая традиция-привычка — спасать западные демократии от татар, турок и всяких прочих шведов.
— Юлиус Терлиг — полновластный хозяин Европы. Британия доживает последние дни — остатки английских войск ещё сражаются за Шотландию и держатся в Ирландии, но это не меняет сути дела. Все европейские страны или покорены, или стали союзниками Германии. Формально Испания и Швеция сохранили нейтралитет, чего нельзя сказать о независимости, — они смотрят в рот конунгу Великогермании. Вывод очевиден: Терлиг нападёт на Вечевой Союз — у него больше нет противников. Тигр-людоед, вкусивший человеческого мяса, уже не будет питаться кроликами. Есть мнение, — Верховный Вождь, ступавший по ковру мягкой походкой большого и сильного хищника, остановился, — нам пора нанести удар Германии. И чем раньше, тем лучше, пока её самые боеспособные войска заняты на западе.
Генералы молчали. Они прекрасно понимали, что Железный уже принял решение, и теперь он всего лишь хочет знать мнение своих воевод. Нет, технические соображения — как наносить удар, когда, где, какими силами — он, конечно, выслушает внимательно и кое с чем наверняка даже согласится, но главное обсуждению не подлежит: война неизбежна. Многие из генералов имели по этому вопросу другую точку зрения, но никто из них не собирался её высказывать. И Тимур, в свою очередь, хорошо это понимал.
— А что скажет товарищ Шмелёв? — спросил он, пристально глядя на кряжистого воеводу с лицом, словно высеченным из камня не слишком умелым скульптором.
— Союз с Германией бесперспективен, война с ней неизбежна, — по-солдатски прямо ответил генерал, вставая. — Есть только одно «но», товарищ Железный: начав эту войну, мы в глазах всего мира будем выглядеть агрессорами.
— Вы генерал или монах, товарищ Шмелёв? — Тимур говорил вкрадчиво, но в глазах его разгорался тигриный блеск, и воевода ощутил бритым затылком касание холодной стали палаческого топора. — Агрессор не тот, кто первым выстрелил, а тот, кто первым потянулся за оружием! Войны не выигрываются одной обороной — вам ли этого не знать? Победителей не судят, а что до мнения мира — от этого мира скоро останутся одни обломки, украшенные свастикой. Вам хочется, чтобы среди этих обломков были и руины Вечевого Союза?
— Нет, товарищ Железный, мне этого не хочется.
— А раз так, — Верховный обвёл взглядом сидевших воевод, — давайте думать, как нам превратить в обломки Тевтонский Рейх, пока он не сокрушил нас. Я слушаю вас, товарищи генералы.
