намерение нарушить правила поведения вечевого моряка за границей отымеет по полной программе: два притопа, три прихлопа.
Он хотел добавить ещё кое-что, но передумал. Времена, конечно, стали помягче, но язык распускать не следует: кто его знает, как оно аукнется?
Торговый теплоход «Волгодонск» шёл на Кубу с грузом особого назначения…
…Карибский кризис был самым острым за всю послевоенную историю. Впервые возникала угроза не интересам ОША в отдалённой точке мира, а их городам — Нуво-Руану, Шамплену, Нувель-Орлеану. «Евразия» и «Океания» вплотную подошли к атомной пропасти и даже заглянули в неё, держа пальцы на пусковых кнопках. К счастью, и у Хрящёва, и у Канадье хватило благоразумия не сделать шаг вперёд. Был найден компромисс — русские ракеты были вывезены с Кубы (с «непотопляемого авианосца», на который зарился ещё Юлиус Терлиг) в обмен на вывод американских ракет из Британии.
По злой иронии судьбы, оба «спасителя мира» дорого за это заплатили. Спустя год Никита Хрящёв был отстранён от власти в результате «мирного переворота» — «новым русским боярам», помнившим времена Тимура Железного, не нужен был беспокойный и непредсказуемый царь, мешавший им спокойно наслаждаться достигнутым. А Жана Канадье просто застрелили: в «Океании» чрезмерная самостоятельность и попытки нарушить правила игры карались ещё более жёстко, чем в «Евразии».
Разделив мир на сферы влияния, Объединённые Штаты Америки и Союз Вечевых Общинных Земель балансировали на грани ядерной войны, и не началась она только лишь потому, что оба противника понимали: в такой войне победителей не будет.
А победить хотелось — и той, и другой стороне.
ИНТЕРМЕДИЯ ПЯТАЯ. Стрела Аримана
— Я завершаю свой земной путь, — спокойно сказал высохший старик, лежавший на широкой кровати под атласным одеялом. Он произнёс эти слава без тени напыщенности, как и подобает Старейшине Людей Круга, — впрочем, перед ликом Смерти, Владычицы Сущего, мало кто впадает в патетику.
Шестеро людей в тёмных костюмах, сидевших перед ложем умирающего, молчали — они ждали слов «духовного отца», как по установившейся традиции называли главу Людей Круга. Обычно с умирающим прощаются родные и близкие, друзья, но у мессиров были свои правила: они считали себя неизмеримо выше других людей, и вычурная роскошь Комнаты Прощания была далеко не самым важным атрибутом этого превосходства.
Жизнь уже еле теплилась в иссохшем теле Старейшины, однако разум его оставался ясным, и говорил он хоть и негромко, но чётко и размеренно.
— Мы поднимаемся на вершину построенной нами пирамиды, чтобы видеть будущее. Могущество созданной нами страны велико — мы овладели почти всем золотом мира: рычаг, с помощь которого можно перевернуть Землю, находится в наших руках. Враги повержены — кто оружием, кто талером. Остался только один противник — Вечевой Союз, и он тоже будет сокрушён.
«Духовный отец» замолчал. Мессиры почтительно ждали.
— Держава, созданная Тимуром Железным, — продолжал старик, собрав силы, — это результат попытки идти другим путём, отличным от нашего. Грубая работа, не идущая ни в какое сравнение с произведением нашего искусства… Русские попытались создать человека нового общества с помощью топора, когда нужна была тонкая и кропотливая работа резцом скульптора. Прекрасная по материалу заготовка испорчена — вместо мраморного шедевра получился уродливый каменный идол. И даже не каменный, а глиняный, и глина эта была густо замешана на крови. Кровь высохнет — идол рассыплется. Вечевой Союз держался только на авторитете Тимура, ставшего для своего народа живым богом. Он ещё долго будет оставаться богом — к нему будут взывать снова и снова, не понимая, что мрачные языческие боги — это достояние прошлого, а не ключ к воротам будущего. Мёртвый бог не отзовётся — держава Тимура Железного обречена.
Старейшина прикрыл глаза, притушив их яростный блеск, совсем не свойственный умирающим, и какое-то время в комнате был слышно только его свистящее дыхание. Потом он открыл глаза и снова заговорил — ровно и бесстрастно, словно машина:
— Война с Вечевым Союзом бесперспективна — атомная бомба изменила лик войны. Но у нас есть наше абсолютное оружие, которое мы оттачивали веками. Это оружие, — слова старика, тихие и шелестящие, падали в тишину тяжёлыми камнями, — деньги, они принесут нам победу. Вечевой Союз будет разрушен изнутри, руками самих русских, и прежде всего — руками новых бояр. При Тимуре Железном у них была власть и право повелевать, но любой боярин в любой момент мог лишиться не только всех своих привилегий, но и расстаться с жизнью. Русские бояре лизали масло с ножа — и вкусно, и можно порезаться. Они вошли во вкус, вот только нож этот — а точнее, карающий меч, постоянно висевший над их головами, — они хотят убрать. Поэтому они свергли Никиту Хрящёва и поставили на царство удобного во всех отношениях Забережного — теперь уже никто не помешает им сладко есть и мягко спать. Идейных борцов среди них не осталось — Стрела Аримана[66] бьёт без промаха. Эту стрелу выпустил Тимур Железный — нам остаётся лишь подправить её полёт.
А народ, простые люди… Сейчас русские ещё надеются на лучшее — выиграна война, исправлены ошибки, жизнь улучшается и есть основания для энтузиазма, — но это пройдёт. Сидящие наверху уже не верят словам, которые они произносят, обращаясь к народу, и люди скоро это поймут. Можно долго обманывать немногих, можно недолго обманывать многих, но нельзя долго обманывать целый народ, особенно такой, как русский, и так неумело, как это делают новые бояре. Народ изверится и устанет ждать светлого будущего, тем более что он увидит — кое-кто уже живёт в светлом настоящем и отнюдь не спешит позвать туда всех остальных. И это будет началом конца — русские встанут стеной, если кто-то придёт к ним с мечом, но не пошевелят и пальцем, когда будут рушиться картонные декорации лжи.
А бояре… Им скоро мало будет статуса вельмож — они захотят той власти, которую дают только деньги, принадлежащие лишь тебе, и никому другому. И они станут копить эти деньги, и переводить их в швейцарские банки — недаром Швейцария осталось тихой гаванью Евразии, — а потом захотят приумножить эти деньги: так, как это делаем мы. И тогда они поймут, что Вечевой Союз непригоден для приумножения денег, и демонтируют его: сами, без всякой войны. Деньги мощнее водородной бомбы — наше абсолютное оружие сработает.
Умирающий обессилено замолчал, утомлённый длинной речью. Глаза его остались открытыми, но горевший в них тёмный огонь погас. Один из мессиров шевельнулся, однако «духовный отец» ещё не всё сказал.
— Тысячелетиями люди рвались к Свету, бережно взращивая в своих душах светлые ростки… А мы идём по дороге Тьмы, — зловеще проговорил он, и мрачная сила этих его слов не соответствовала облику полумёртвого дряхлого старца. — Тьма — это куда более удобная субстанция, из неё, — пальцы Старейшины чуть шевельнулись, — легче лепить нужное… Да будет так… Не останавливайтесь на полпути — до вершины осталось немного… Нового главу Круга выберете сами — меня призывает Глаз Божества…
И духовный отец Бюжо Четвёртый смежил веки.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. БЕЗВРЕМЕНЬЕ
