пролитой крови может только другая кровь – кровь нашего рода, отданная богам нами же самими. Боги примут эту жертву и даруют нам победу. Я изрекла волю богов!
Стало так тихо, что было слышно, как потрескивают сучья в костре, как шелестит под слабым ночным ветерком листва священного дуба, как разрезают воздух мягкие крылья ночных птиц. Стало так тихо, что, казалось, слышен звук лунного луча, падающего с тёмного неба. На памяти всех без исключения присутствующих не бывало ещё требования Большой Жертвы, хотя об обычае этом, конечно же, знали. Я почувствовал, как по спине пополз липкий холод, ибо понял,
– Вожди кланов, братья! Слово вождя и воина нашего народа крепче железа и камня. Ему верят не только люди, но и духи, и боги! Здесь и сейчас, перед этим священным огнём, под ветвями Отца Нашего Дерева с венками омелы на них, я даю клятву, что за победу в завтрашнем бою я принесу в жертву сердце предводителя врагов или же – если не смогу сделать этого – отдам своё собственное. А в знак готовности отдать свою кровь…
Меч с шорохом покинул ножны, отец вытянул над огнём костра ладонь и полоснул по ней остро отточенным для битвы лезвием. Густые капли горячей алой крови сорвались одна за другой с его запястья и с шипением исчезли в пламени. На какой-то краткий миг пламя изменило цвет. Боги приняли клятву.
Женщина-Без-Возраста метнула на отца взгляд змеи, из-под самых клыков которой выскользнула добыча. Отец выдержал этот взгляд, не моргнув, – недаром он столько лет делил кров и ложе с колдуньей, – только на скулах его вздулись тугие желваки. Верховная друидесса опустила глаза. Она умела смиряться с неудачами – временно, – но никогда не отступала окончательно от своих намерений. И она ничего не прощала…
Тишина отпрянула под кроны деревьев вспугнутым зверем. Запенилось в чашах и кубках пиво, зазвучал смех и хриплые голоса рогов и волынок. А я сидел и слушал, как колотится моё сердце, силясь проломить тесную клетку рёбер, только сейчас осознавая в полной мере, от края какой пропасти оттащил меня отец.
Оас
Вот это город! Конечно, он совсем не похож на города Кастилии (а мне довелось повидать и Толедо, и Севилью, и портовый Палос, и даже Мадрид), но если говорить хотя бы о размерах, то… Да и не в размерах дело. Город стоит на озере – туземцы называют это озеро Тескоко, – на острове, точнее, на многих островах, соединённых между собой и с берегами озера дамбами. Причём часть из этих островов искусственные, сооруженные из донного ила, который обитатели города на озере терпеливо, долгие годы, черпали из воды. Корни растений переплели и скрепили эти острова, образовав надёжную опору домам.
Самый большой остров – центр города – пересечён каналами, через которые перекинуты мосты. Мосты эти легко снять, и тогда каждый квартал превратится в крепость внутри крепости, тем более что дома здесь каменные (правда, крыши тростниковые или соломенные, так что гореть будут). Но всё равно, брать этот огромный город приступом – дело ох как непростое, да и жителей в нём – как муравьёв в муравейнике. Понятное дело, наши мечи куда лучше их дубин, и лукам со стрелами далеко до пушек, но вот хватит ли у нас пороха и пуль перебить всех индейцев… Уж больно их здесь много – прямь оторопь берёт. Сцепишь пальцы на рукояти шпаги, вроде как спокойнее делается…
Но штурмовать Теночтитлан нам не пришлось. Мы вошли в него, как почётные гости императора Монтесумы – так зовут правителя ацтеков (сами же они называют себя теночки – отсюда и название столицы). Вошли по главной дамбе (она сложена из больших камней, прочно скреплённых цементом, и так широка, что по ней могут проехать рядом – стремя в стремя – десять всадников в полном вооружении), с юга, в строгом походном порядке: впереди кавалеристы с самим Кортесом во главе, затем три с половиной сотни испанских пеших солдат. Потом носильщики несли пушки, боеприпасы и другие грузы. Замыкали колонну несколько тысяч тлашкаланских воинов. Ацтеков они ненавидят люто, и Эрнандо прозорливо поступил, сделав из тлашкаланцев своих верных союзников. Эти дикари хорошо дерутся (это мы испытали на собственной шкуре), они в несколько раз увеличили численность нашего войска, и их не жалко бросать на самые опасные участки битвы. Чего жалеть язычников, поклоняющихся каменным идолам, пьющим человеческую кровь, – пусть бьют друг друга!
…Чертовски приятно чувствовать себя сыном бога (пусть даже какого-то там Кецалькоатля!). За деревянным подъёмным мостом, у городских ворот с башнями нас встретил сам Монтесума – невиданная честь для горстки дерзких пришельцев! Местный король прибыл на паланкине – владыке не пристало ходить пешком, словно простому смертному. Он и на землю-то не ступал, не касался подошвами своих золотых сандалий грешной тверди. Перед ним сановники торопливо расстилали драгоценные ткани, и главный вождь идолопоклонников неспешно шествовал по этим тканям.
Ему, совсем нестарому ещё человеку в роскошном плаще и в причудливом головном уборе из зелёных птичьих перьев с золотыми украшениями, беспрекословно повинуется громадная страна с миллионами и миллионами жителей. Теночки покорили множество соседних племён, те платят им дань и дают воинов. Если бы десятки (если не сотни!) тысяч индейцев навалились бы на нас где-нибудь на равнине (где такой несметной массе людей можно развернуться, окружить врага и напасть со всех сторон), ещё на дальних подступах к столице, мы бы и часа не продержались. Не помогли бы ни кони, ни латы, ни аркебузы! Задавили бы толпой и разорвали бы на части голыми руками – ацтеки храбры, и умирать в бою умеют бестрепетно…
Монтесума предоставил нам громадный (в нём без труда разместились все семь тысяч человек нашей экспедиции) дворец своего покойного отца Ахаякатля. И даже не дворец, а множество одноэтажных каменных строений (лишь в центре расположено двухэтажное), обнесённых сплошной толстой стеной с массивными башнями. Это обстоятельство весьма обрадовало Эрнандо! Нас ждали столы, уставленные разнообразными яствами и напитками, но Кортес сначала расставил фальконеты и часовых (пригрозив, что за самовольную отлучку с поста повесит собственноручно), а уж потом разрешил начать пиршество. И спали мы так, как давно уже не спали (а некоторым и вовсе не доводилось) – на мягких матрацах, на пуховых подушках, под лёгкими, но тёплыми одеялами…
Нам разрешено всё – ну, или почти всё. Нам постоянно и в изобилии поставляют еду, нам дают людей для выполнения любых работ. Например, с помощью местных лесорубов и плотников мы в течение нескольких недель выстроили две бригантины для плавания по озеру (правда, это случилось позже, когда Кортес умудрился сделать Монтесуму своим добровольным пленником и начал от его имени фактически править всей страной). Император ацтеков принимает нас в своём дворце и устраивает в нашу честь роскошные пиры – я впервые в жизни попробовал шоколадный напиток (в Европе его ещё не знают). Монтесума одаривает нас богатыми подарками, да ещё какими – золотом!
И всё же местные жители есть исчадия адовы! Они приносят в жертву своим дьявольским богам человеческие сердца, которые вырезаются прямо из живой груди пленников. Их жрецы, худые, бритоголовые, с отрешёнными лицами, похожие в своих чёрных одеяниях на громадных здешних птиц- падальщиков, весьма поднаторели в этом сатанинском умении. И ещё у них в ходу обычай, явно заимствованный у обитателей преисподней: они вдыхают дым и выпускают его потом изо рта и ноздрей! Я
