любимый! Мы с Ваней тебя будем очень сильно ждать.
После чего так поцеловала, что полковник Лисов чуть было не стал дезертиром, наплевавшим на воинский долг с высокой башни. Но справившись с собой и оторвавшись от восхитительно податливых губ, я дотронулся пальцем до ее щеки, стирая вновь побежавшие слезы и очередной раз пообещав скоро вернуться, выскочил на улицу…
А чуть позже, когда мы выруливали с подъездной дорожки, я спросил у сидящего за рулем Панарина:
– Степан, что там случилось? Из-за чего меня дернули?
Тот пожал плечами.
– Толком даже не скажу. Знаю, что час назад в консульство прибыл один наш товарищ, из местных.
– Агент?
– М-м-м… вы знаете, об этом вам Иванов пусть сам говорит. А я могу лишь доложить, что тот человек работает лесником почти на границе с Германией. И вчера вечером, возвращаясь домой, он услышал перестрелку. Короткую, но интенсивную. Бинокль у лесника был с собой, поэтому он смог увидеть, как небольшая группа вооруженных людей уходила в глубь швейцарской территории.
– И что? Может, это фрицы с местными пограничниками побились?
– В том-то и дело, что нет. Он испугался и спрятался, когда они проходили мимо него. И услышал русскую речь.
– Ну и что, что русскую. Это мог быть кто угодно – начиная от красновцев и заканчивая козлами из РОА. Сейчас ведь все немецкие прихлебатели из рейха впереди собственного визга бегут. А эти, видно, направление немного спутали и вместо Франции сюда ломанулись. Только я все равно не пойму, мне-то зачем звонить надо было?
Панарин искоса глянул на собеседника и удивленно ответил:
– Вы так интересно сказали – «ломанулись». Я такого выражения раньше не слышал. А что касается этих русских, то по описаниям лесника они очень похожи на бойцов наших террор-групп. Вот Василий Макарович и решил у вас уточнить, как вооружены и во что обычно одеты «невидимки». Мы ведь про них только слышали, а вы, как фронтовик, с ними наверняка сталкивались.
Вспомнив нашу своеобычную работу за линией фронта, я вздохнул:
– Сталкивался… Только если это действительно «невидимки», то они уже далеко. Волка ведь, как известно, ноги кормят. Видно, фрицы ребят крепко прижали, поэтому они и вынуждены были уйти в Швейцарию. А сейчас эти люди или в Австрии, или опять в Германии.
Степан, выруливая на улицу, которая вела к посольству, ответил:
– Если бы это было так, то вас бы не тревожили. Но у увиденной группы двое раненых и четверо пленных. Раненые «тяжелые». Их пленные на самодельных носилках несли. И лесник видел, что они все еле идут. А потом бойцы остановились у грота Мартина. Судя по всему, на ночевку.
– Что за «грот Мартина»?
– Не знаю, наверное, просто какое-то место так называется.
– Понятно…
Дальше расспрашивать Панарина я посчитал бессмысленным. Сейчас мне Иванов и «лесник» сами все толком расскажут. А заодно объяснят, что со всем этим дальше делать и почему консульские так всполошились? Поэтому последний участок пути мы преодолели, обмениваясь только малозначительными фразами об общем житье в советском представительстве и о вчерашней свадьбе.
А вот когда приехали, Василий Макарович, поздоровавшись и в очередной раз извинившись, отвел меня в свой кабинет, где уже сидел какой-то загорелый мужичок средних лет, со шкиперской бородкой, который был представлен как старый знакомый Иванова – Антуан Пернье. Услышав имя, я подумал, что бородоносец сейчас начнет лопотать по-французски, но Пернье начал говорить на вполне понятном немецком языке. И рассказал довольно занимательную историю. Вчера он, словно Мороз-воевода, обходил свои владения и уже собирался возвращаться домой, как вдруг буквально в сотне метров, в лощине, услышал перестук нескольких автоматов и гулкое хлопанье винтовки. Рассказчик не специалист, поэтому, сколько стволов принимало участие в перестрелке, сказать не может, уверен лишь в том, что винтовка была одна. Стрельба длилась минуты три, после чего затихла, но когда спрятавшийся за валунами Пернье уже хотел было дать деру, в нескольких шагах ниже по склону он услышал русскую речь.
Тут я его прервал:
– А вы поняли, о чем эти люди говорили?
Лесник потрогал перышко своей лежащей на столе шляпы и медленно ответил:
– Русский язык я знаю очень плохо. Точнее говоря, лишь настолько, чтобы с уверенностью сказать, что говорили именно по-русски. Понял буквально пару слов – эти военные говорили про отдых и что ягдкоманды больше нет.
– Какой ягдкоманды?
Антуан пожал плечами:
– Этого я не понял. Просто услышал слова «ягдкоманда, фрьисцы и пьисдьесцт» в одном контексте.
Эти слова лесник, безбожно переврав, сказал по-русски, но я его понял хорошо. Похоже, что егеря гнали нашу разведгруппу до последнего, аж до Швейцарии, и ребятам только здесь удалось стряхнуть немчуру с хвоста. Точнее, ухлопать последних из преследующих. Фрицы из антипартизанских отрядов народ такой, ведут себя, как бультерьеры: вцепятся и рвут до последнего. Даже если из егерей осталось два человека, они будут продолжать преследование и плевать им на разные там границы…
А Пернье тем временем продолжал говорить о том, что, когда русские прошли мимо него, он достал бинокль и внимательно оглядел группу, уходящую в горы. Там было всего восемь человек. Из них один был в немецкой форме и трое в цивильном. Они, судя по всему, были пленными и тащили носилки с двумя ранеными. А еще двое, идущие спереди и сзади колонны, были одеты в камуфлированные лохматые комбинезоны и какие-то странные жилеты с множеством карманов, которые топорщились от набитого в них смертоносного железа. При этом пятнистые держали в руках автоматы с очень странным утолщением под стволом.
Услыхав про оружие, я взял со стола чистый лист и карандаш, быстренько набросал АК-43 с подствольником и, подвинув лист Антуану, спросил:
– Вот такие автоматы?
Тот, оглядев рисунок, кивнул, а я, обратившись к Иванову, уверенно сказал:
– Это наши. Ребята из террор-групп. Подствольники на сорок третьих пошли совсем недавно и только «невидимкам». Да и остальные детали как поведения, так и амуниции говорят за это. И что будем делать?
Василий Макарович вздохнул.
– Если бы они просто ушли, то ничего делать не надо было бы. Но Антуан сказал, что они остановились недалеко от грота Мартина, возле водопадов. Местность там безлюдная, только на выходные к этим водопадам обычно приезжают на пикники. И значит, уже завтра бойцов могут обнаружить. Вероятность, конечно, очень мала, но она есть. Люди здесь бдительные, поэтому, увидев чужих вооруженных солдат, сразу вызовут полицию. А это чревато интернированием, даже если наши диверсанты просто сдадутся, не устраивая боев.
– Нет, – я покачал головой, – не сдадутся. Эти ребята не так обучены, чтобы сдаваться кому бы то ни было.
– В том-то и дело, что я думаю точно так же. Значит, вместо мирного интернирования людей с оружием, которые, возможно, просто «заблудились на местности», будет стрельба и в перспективе крупный скандал…
Мы помолчали, и через несколько секунд я задал вопрос, который меня заинтересовал почти сразу, как только стало известно о «нарушителях границы»:
– А тут что, погранцы отсутствуют как класс? На территорию страны проникают две вооруженные группы, устраивают перестрелку, а никто и не почесался…
Атташе в ответ скептически хмыкнул.
– Ну почему же. Пограничники в Швейцарии есть. На дорогах. Скажу больше: в последнее время они
