свобода на ту штуковину, которая, говорят, была у погибшего охотника.
Мазаев не знал, о чем он.
– Твой местный друг знает, спроси, он объяснит. – Командир хмыкнул.
С командиром у старослужащего Мазаева были особые отношения. Он собирал для него тотемы разных племен по всему Крайнему Северу. Мазаев иногда думал – может быть, этот человек надеялся, что чем больше защитников соберет вокруг себя, тем в большей безопасности будут его дела? Которые, вероятно, были слишком рисковыми.
Кто-то сказал командиру, что тотем атабасков возит с собой охотник за волками. Вертолет этот подбил на учении Мазаев.
Владилен Павлович соображал плохо, но понял одно: его, старослужащего, не станут судить за выстрел из «Иглы», которая обычно бьет по цели точнее чем американский «Стингер», если он найдет тотем.
Командир дал ему отпуск, Мазаев проехал по тундре много километров, прежде чем нашел то, что искал. Он запрещал себе вспоминать, как выманил тотем у немолодого ненца.
Но он это сделал. Командир получил то, что хотел. Мазаев работал на него до самого конца службы и несколько лет после.
А теперь Мазаева нашли, к нему приезжал Хансута Вэнго по кличке Куропач. Его послали люди, которым нужен тотем. Куропач – самый младший сын того ненца, у которого Владилен Павлович выманил барана. Его отец много лет назад первым обшарил карманы погибшего охотника. Теперь, похоже, Куропач собирался въехать на путоранском снежном баране на гору денег. Не один, разумеется.
Изумленный Мазаев пытался объяснить ему, что у него нет путоранского барана. Но Хансута сказал, что он знает. Командир, который собирал коллекцию тотемов, давно ушел к верхним людям, а его дочь вышла замуж в Бельгии. Говорят, она распродает коллекцию по мере надобности. Хансута назвал сумму, за которую готовы купить тотем.
Мазаев снова погнался за бараном. Настиг.
Он лежал в палате один, пытаясь сообразить, кто его привез сюда. Ну да, соседка, он сумел доползти до двери и позвонить ей. «Скорая» стояла внизу, это он помнит. Она приехала на пожар. Повезло.
Владилен Павлович смотрел на стену, видел белую тундру. Снег, снег, снег. Торосы. Из-за них – черные глаза. Так смотрит белый медведь...
– Владилен Павлович, не шевелитесь. Укольчик...
Медведь открывал пасть, из нее вырвался удушливый запах лекарства.
Медведь нырнул за торос, снова белизна до рези в глазах.
– Удача, Мазаев, – шептал ему командир. – Ты мне обязан, Мазаев. Будешь моей ищейкой. Ты знаешь, что такое тотемы. Владеть ими – владеть Арктикой... Не только сегодня, всегда. Вот она, настоящая власть над тундрой. Ты меня понимаешь?
– Вы меня понимаете? – говорил мужской голос. – Вы меня слышите?
Мазаев открывал глаза, но веки падали обратно.
– Доктор сказал, что с вами можно говорить.
Мазаев хотел помочь себе руками поднять веки и рассмотреть, кто стоит над ним. Руки дернулись, но замерли в прежней позе, остались лежать вдоль тела.
– Это я, Никита Дроздов.
Теперь он понял, но лучше бы не понимать. Мазаев прикрыл глаза и легонько дернул бровями.
– Все сгорело... – пробормотал он. – Сгорел баран. Был пожар в гараже. Рюкзак, он был в нем...
Мазаев слышал тишину, которая свистела. Разве может тишина свистеть? Не может, значит, Никита Дроздов дышал со свистом.
Губы Мазаева дернулись, но не раскрылись.
– Посетитель, прошу выйти! – Строгий голос медсестры не вызывал желания спорить.
Никита подчинился.
Больничный двор был освещен как днем, часы указывали, что он успеет к семи домой. Но ноги отказывались идти. В кармане зазвенел мобильник.
– Никита, вернитесь, сестра ушла... – Глухой голос Мазаева.
Он вернулся.
– Никита, – тихо сказал он, – могу я попросить вас об одолжении?
– Конечно, говорите.
– Я дам вам ключ от гаража. – Он поморщился. – Какая ерунда, зачем ключ, если все сгорело. В общем, сходите на пепелище, посмотрите, не осталось ли там чего-то.
– Хорошо, – сказал Никита, хотя ему вовсе не хотелось идти туда. Что можно найти после пожара и пожарных? Если даже что-то было, того уж нет. По крайней мере на пепелище.
Он поехал на Островитянова. Пожарных не было, после них остались лужи, которые не обещали высохнуть за ночь.
Он подошел к сторожке, сказал, что хочет осмотреть место пожара – хозяин попросил.
– Между прочим, дознаватели там уже побывали, – сообщил сторож. – Короткое замыкание – вот их вердикт.
– Хозяин просил меня посмотреть, не осталось ли чего.
– Уже ничего, – сказал сторож. – Но кое-что я прибрал. Коробочку из-под печенья. Старинная такая. Наверно, потому и не прогорела. Не нынешний алюминий. Истлела бы, как фольга, если бы нынешний.
– А что в ней? – спросил Никита.
– Не смотрел, как-то неловко.
Никита удивленно посмотрел на мужчину. Странный сторож. На самом деле ничуть не похож на привычного гаражного сторожа. Светлоликий человек с седой бородкой клинышком.
– Я здесь вместо приятеля. – Мужчина уловил удивление на лице Никиты. – Слег с давлением. Мы вместе работали в НИИ.
– Понятно, благодарю вас, – сказал Никита, принимая коробку. – Сколько я вам должен?
– Да за что, батюшка вы мой? Нет-нет. Сожалею, что вашему другу выпало такое несчастье...
– Спасибо.
Никита положил коробку в рюкзак, поехал к Мазаеву.
Мазаев ждал. Он лежал на подушке, изголовье кровати было приподнято.
– Вы знаете, что внутри? – тихо спросил он, его губы стали белее подушки.
– Я не смотрел, Владилен Павлович, – признался Никита.
– Откройте, – попросил он.
Никита открыл.
Он почувствовал, как отяжели руки, словно держал он не коробку с фигуркой, а самого снежного барана.
– Ох, – выдохнул он. – Но почему он...
– Не важно, – сказал Мазаев. – Он ваш.
– Хорошо, – ответил Никита, до конца не веря в удачу. – Вашу вещь я привезу, когда вы вернетесь домой.
– Нет, он ваш. Я не хочу никаких идолов, никаких тотемов. Они приносят одни несчастья, если попадают в руки тех, кому они чужие. Я лежал, анализировал, я все понял.
– Тогда что мне делать с теми фигурками, что в шкафу? – Никита выжидающе смотрел на Мазаева.
– Они не ваши. Они вашего деда и отца. Их нет в этом мире. Все несчастья, которые могли принести, они уже принесли. Они просто деревянные скульптуры. О них я тоже думал. Они утратили жестокую силу. Или не было никаких несчастий? – Глаза Мазаева заблестели.
– Да как же не было? – усмехнулся Никита. Он хотел сказать, что одно из них перед ним. – Может быть, я заплачу вам хотя бы столько, сколько вы отдали за барана в Льеже?
– Принесите мне кефиру на все, – фыркнул Мазаев.
– Сколько бутылок? – спросил Никита, хватаясь за карман, в котором лежал бумажник.
– Две, – ответил Мазаев.
– Не может быть...
