опустился в кресло, с удовольствием попыхивая трубкой и лениво наблюдая за сизыми кольцами дыма, которые догоняли друг друга под потолком. Для нас это время суток было самым любимым. Я не стал нарушать атмосферу покоя, а тихонько уселся в свое кресло возле камина и углубился в «Таймс».
II
Было без четверти восемь, когда тишину разорвал звук ударов в парадную дверь, и очень скоро мы услышали шум торопливых шагов по ковровой дорожке на лестнице.
Мужчина, который, тихонько постучавшись, вошел в нашу гостиную, производил весьма странное впечатление. Понс, похоже, даже утратил свое знаменитое самообладание, поскольку я заметил, что мундштук его трубки слегка подрагивает.
Пожилой джентльмен, который, моргая, уставился сначала на него, а затем на меня, был облачен в допотопное долгополое пальто бутылочного цвета. После нескольких минут его пребывания в комнате я понял, что пальто и вправду очень-очень старое: его зеленый цвет на поверку оказался плесенью, испускавшей отвратительные миазмы. В результате в нашей уютной гостиной в доме номер 7Б стало пахнуть точь-в-точь как в лавке старьевщика.
— Мистер Понс? Мистер Солар Понс? — произнес посетитель дрожащим фальцетом и протянул моему другу трясущуюся руку.
— Он самый, мистер Гримстоун, — ответил мой компаньон, осторожно пожав в ответ старческую сморщенную лапку.
— Почему бы вам не присесть, сэр?
— Премного благодарен, премного благодарен.
Старик обратил на меня крайне свирепый, подозрительный взгляд, и Понс поспешил меня представить:
— Мой бесценный друг и коллега, доктор Линдон Паркер.
— Счастлив с вами познакомиться, сэр.
Наш посетитель холодно кивнул, а я чуть привстал с кресла, весьма довольный тем, что обошлось без рукопожатия. Даже со своего места я чувствовал сырое удушающее зловоние, исходящее от его одежды. Поначалу я было решил, что Гримстоун страдает рассеянным склерозом, но скоро понял, что причиной нервного тика и периодического подрагивания был банальный страх. Он прятал глаза и вел себя так, словно был готов тотчас же покинуть комнату при любом подозрительном шуме. Когда проезжающий автомобиль посигналил под нашими окнами, мне показалось, что он сейчас пулей вылетит за дверь. Мне никогда еще не доводилось видеть такого до смерти напуганного человека.
Но вернусь к описанию его экзотической внешности. Голову старика украшал заплесневелый головной убор, который определенно знавал лучшие времена и когда-то гордо назывался фетровой шляпой. Когда он ее снял, его длинные седые космы разлетелись во все стороны, как пух одуванчика с неухоженной лужайки. Его рубашка в черно-белую полоску, грязная и засаленная, держалась на двух ржавых булавках; воротничка и галстука не было и в помине. Согревшись, он расстегнул пальто, и я смог лицезреть не менее допотопный костюм, такой же грязный, как и рубашка. Его ботинки были сношены до дыр, и меня потрясло — даже с учетом внешнего вида посетителя, — что вместо шнурков он приспособил обрывки бечевки.
На вид Гримстоуну было около семидесяти. Его лицо бороздили морщины, которые переходили в глубокие складки, тянувшиеся от уголков глаз к ноздрям. У него были выцветшие зеленоватые глазки, причем такого хитрого взгляда мне еще не приходилось встречать за всю свою долгую врачебную практику.
Нос у него был крючковатый, темно-красного цвета — последнее я отнес на счет ветра и холодной погоды, — а рот перекошен, как у покойника. Впоследствии я выяснил, что дело было просто в плохо подогнанных вставных челюстях. Как верно подметил Понс, второго такого скупердяя вряд ли можно найти. Свое пенсне, очевидно, он раздобыл там же, где и вставные челюсти, скорее всего, в какой-нибудь сомнительной лавке старьевщика, так как в нем посетитель наш явно ничего не видел, поскольку время от времени бросал поверх стекол свирепые взгляды.
В целом Гримстоун представлял собой один из самых невероятных образчиков человеческой породы. И чем больше я смотрел на него, тем больше укреплялся в своем первом, крайне неприятном, впечатлении. Однако Солар Понс, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. Сквозь клубы дыма он приветливо улыбался странному гостю из своего кресла. При этом мой друг постарался меня слегка приободрить, подмигнув правым глазом.
— Ну, мистер Гримстоун, — наконец произнес он. — Чем могу служить?
Старик подозрительно на него посмотрел:
— Вы получили мое письмо, мистер Понс?
— Да, конечно, — сказал мой компаньон. — Но здесь возникли некоторые непредвиденные осложнения. Так, небольшая оплошность с маркой. Моей квартирной хозяйке пришлось доплатить за нее три пенса.
Меня несказанно удивили слова Понса. Но еще больше — реакция нашего клиента. Нимало не смутившись, он держался как ни в чем не бывало. Более того, глаза его весело заблестели, и в них определенно читалось восхищение.
— Пустячная проблема, мой дорогой сэр, — фыркнул Гримстоун. — Эту мелочь наверняка перекроют приписки в вашем счете. — Он погрозил Понсу грязным пальцем. — Всякий так и норовит меня обдурить: нет-нет, а что-нибудь в счет возьмет да и припишет.
Солар Понс невозмутимо смотрел на старика сквозь клубы дыма, но в его проницательных глазах светилось веселье.
— Почему бы вам тогда не проконсультироваться у кого-нибудь другого? — поинтересовался он.
Гримстоун дернулся точно ужаленный. Его голос поднялся до пронзительного визга.
— И это после того, как я проделал такой долгий путь от Кента, мистер Понс?! При тех возмутительных ценах, установленных на железных дорогах?!
В его голосе звучало не только смятение, но и неприкрытая злость, и Солар Понс посмотрел на меня, уже не скрывая улыбки:
— Похоже, я наступил вам на больную мозоль, мистер Гримстоун? Давайте выкладывайте, что там у вас за проблема, без лишних слов.
Гримстоун впился в Понса сверкающими глазками.
— А-а-а, выходит, вы все же решили взяться за дело, мистер Понс?
Мой компаньон медленно покачал головой:
— Я бы так не сказал. Если оно будет представлять для меня интерес, я, быть может, и соглашусь.
Наш посетитель раскачивался на стуле взад-вперед, точно испытывал ужасные мучения.
— А если нет! — фыркнул он. — Плата за проезд, мистер Понс! Плата! Мне придется написать моему члену парламента!
Солар Понс, не таясь, хихикнул и выпустил в потолок очередной клуб дыма.
— Не совсем понимаю, о чем идет речь. О чудовищно высоких тарифах на железнодорожные перевозки, мистер Гримстоун, или о моем поведении? Но в любом случае ваш член парламента будет точно так же, как и я, не слишком доволен необходимостью доплачивать за письмо.
Гримстоун попробовал сменить тактику. Он скрестил костлявые ноги и ухмыльнулся.
— А-а-а, тогда мы заодно, мистер Понс, — пробурчал он, словно мой компаньон уже с ним согласился. — Вы просто обязаны помочь мне избавиться от этого чудовищного преследования, которому я подвергаюсь. Когда вы сможете приехать? У нас не слишком открытый дом, но мы все же постараемся вас как-то пристроить.
— Сперва я хотел бы услышать подробности дела, приведшего вас сюда, мистер Гримстоун. Ваше письмо содержало лишь намеки, основанные на ощущениях.
Гримстоун скривил рот, точно Понс сказал что-то в высшей степени оскорбительное, и погрузился в
