– Эх, хорошо пронестись по вечерней Москве с ветерком, – засмеялась я в мечтательном предвкушении. До нее отсюда было километров шестьдесят, и мы тронулись. Прощай, беломраморный гарем в стиле имперского классицизма.
До конца земных дней мне не забыть той чудесной, полной огней, звезд, ветра, свежести июньской ночи: точно такой, какая может быть, только если ты отчаянно-отчаянно молод. Я опустила стекла до конца и настежь отворила окна навстречу искрящим и блистающим потокам жизни. После двенадцати Руслан погнал машину на бешеной скорости и перестал обращать внимание на стороны движения и светофоры. Отчего-то в эту ночь других машин на дорогах почти не попадалось, а на мой вопрос о гаишниках он скептически отмахнулся.
– У меня российский флаг на лобовом стекле и определенный номер. Они не станут останавливать автомашины с такими спецзнаками.
Любимый город, в котором я родилась, превратился в гирлянду моментально вспыхивающих огней, быстро мелькающего гранита неоклассических фасадов, свежего озорного ветра в лицо и весело гудящего в ушах шума, а где мы проезжали, я давно уже не различала.
– Не страшно тебе, не устала еще? – дразнил Руслан, скаля в сумерках яркие белые зубы. Тогда на полмгновения я поворачивала к нему разгоряченное ветром лицо и с улыбчивым презрением просила еще поддать скорости, а гривка моих насмерть спутанных волос флагом трепыхалась по лобовому стеклу. Только золотой сияющий шар луны казался неподвижно висящим в светлеющем небе. Я же подумала, что даже лунный диск стал совсем-совсем другим; больше ничуть не похожим на бледный, туманный, плоский и скучный блин, часто торчащий перед глазами, если только случайно поднять их к небу в вечернюю пору.
Около семи утра Руслан подрулил на своем автомобиле-красавце к моему подъезду, плавно его остановил и повернулся ко мне лицом с бешено смеющимися и одновременно влажно сверкающими углями своих умных глубоких глаз. Только ему откровенно и грустно поведала я о своих семейных трещинах, о глубоких проблемах с Вадимом и с надеждой просила совета.
– Что же я могу посоветовать тебе, Ника? Ты и раньше никогда не слушала чужие советы и едва ли станешь впредь. Знаешь, есть такая древняя восточная сказка про отношения ножа с маслом. Нож проходит сквозь масло, не встречая препятствий, потому что масло мягкое и податливое. Оно никогда ничему не сопротивляется, и поэтому ему не больно. Оно совсем спокойное, понимаешь? Или вот вода всегда поддается, плавно расступается и обволакивает погруженную в нее руку. Разве можно сделать больно воде? Женщине следует быть самой мягкостью, расслабленностью, нежностью и успокоением. Любой, даже самый грубый и жесткий мужик мягчает, когда рядом с ним настоящая женщина. А ты, Ника, вспомни! В Новороссийске предложил тебе в виде доказательства спрыгнуть в море с корабельного пирса. Сказала, как приказала: «Взял бы да прыгнул, спрашиваешь-то зачем?!» Не пожалела парня, а только расхохоталась. Не девушка, а боевой командир.
– Да я и сама через пять минут прыгнула вслед за тобой! – взвилась я от возмутительного обвинения.
– Правильно, с тобой хорошо в разведку ходить!
В последовавшей тишине я, немного неожиданно для себя, мягонько затянула песенку про удалого Хасбулата. На моей памяти наши институтские девочки частенько ее запевали при Руслановых появлениях, желая немного поддразнить сдержанного, но горячего по натуре и гордого чеченца. Молодой человек бледнел, потом пунцовел, смущенно опускал долу жгучие очи и смуглое лицо с легендарным орлиным носом, поистине прекрасно то лицо украшавшим. Нос такой интересной формы придавал всему строгому Русланову облику интересную романтическую порывистость и жаркую южную взлетность.
Дальше я просто слов не вспомнила и неуверенно притихла, пытясь все же их припомнить. Кажется, что-то там про хладный труп юной красавицы, пострадавшей от оголтелого мужского эгоизма и себялюбия, как это обычно и бывает.
Молча Руслан привлек меня к себе и начал неторопливо, как бы смакуя, целовать мое лицо, шею и волосы на удивление мягкими и теплыми, почти воздушными губами, но зато щеки его и подбородок жгли- кололи тысячами противотанковых ежей.
– Вероника, немедленно домой!
На весь еще полусонный двор разнесся рык моей бабушки, чуткой к подобной прыти и страдающей бессонницей.
– Ты бриться забываешь! – молниеносно провела я ладонью по его щеке и резко отпрянула от своего чеченского друга, подозревая худшее. Худшим же в ситуации было как бы наглядное подтверждение подозрений бдительной старушки о том, что грозный чечен хочет меня умыкнуть прямо на ее глазах.
Стало быть, мне надо торопиться, время поджимает.
– Я отращиваю бороду согласно предписаниям Корана, – грустно улыбнулся старый друг.
За все ему благодарная, я пожала Русланову руку и быстренько чмокнула его в мусульманскую небритость.
– Вадиму от меня передай привет и наказ держать жену в строгости! Как-нибудь позже сам ему позвоню и попробую поговорить. Бабушке твоей большой и пламенный привет.
Товарищ мой на прощанье провел ладонью по моим золотистым волосам и тут же дал газ. Серебристый механический мустанг лихой пулей скрылся за поворотом. Я, как только могла быстро, побежала домой, чтобы успеть успокоить наверняка уже глотающую валидол горстями бабушку.
Глава 12
– Тебе Маечка вчера вечером звонила несколько раз. Просила ей перезвонить как только появишься. Но, может быть, тебе сначала поспать… – подперев щеку маленькой пухлой ручкой, рассказывала мама вчерашние новости, при этом внимательно следя, чтобы я съела весь завтрак. – Бабушке чуть дурно не стало, когда я ей рассказала, что разрешила тебе задержаться до утра. Она так меня ругала, так ругала, никак успокоиться не могла и почти всю ночь глаз не сомкнула. Шаркала, шаркала от одного окна к другому и что-то себе под нос бормотала.
С чувством вины, с каждым маминым словом возрастающим по типу дрожжевого теста, пришлось покорно съесть весь завтрак, что, собственно, мама и ставила высшей целью своей долгоиграющей тирады, как я догадывалась.
«Да ладно, Бог с ними. Все равно скоро уеду обратно в Норвегию, пусть потешат себя и попристают», – думала я про себя, и уже почти совсем забытое теплое чувство детской защищенности пушистым комочком уютно свернулось где-то в животе; что-то сладкое, вроде меда, пролилось на сердце и заставило меня загадочно улыбнуться сквозь навернувшиеся слезы. Я поднялась со стула и всем телом прижалась к суетящейся возле холодильника мамочке, как бы молчаливо благодаря ее за подаренную жизнь и любовь. Когда же я носиком потерлась о ее кудрявый затылок, мама замерла и беспомощно всхлипнула.
Прежде чем рапортовать Майке, я все-таки прозондировала почву с так приглянувшимся ей дипломатом. Для лучшей подруги не грех и постараться. Визитная карточка Николая нашлась с большим трудом, я никак не могла вспомнить, куда сунула ее в суматохе приезда. Оказалось, в карман своих пламенно желтых брюк.
– Ну, с Богом! – подбодрила я себя с глубоким вздохом и, набрав в грудь побольше воздуха как перед нырянием с вышки, принялась набирать номер, указанный на каллиграфическим шрифтом оформленной визитке.
– Слушаю вас, – в несколько высокопарном стиле, но приятно пробасил мужчина. Скорее всего, это и был САМ.
– Это вас Вероника беспокоит. Если еще не забыли, мы вместе летели из Осло…
– Как же можно забыть прекрасную незнакомку с именем-символом родного города преданной Джульетты. Очень, очень рад, что вы позвонили. Уж и надеяться перестал, честно говоря.
Вроде бы в трубке голос собеседника звучал искренне обрадованным, а там кто его знает. Но, может быть, он просто вежливый человек… Ну да будь что будет, в конце концов, я ничем не рискую и ничего не теряю. Конечно, не в правилах приличных женщин навязываться мужчинам, но, может, и ничего…
– Я вдруг случайно вспомнила, что вы интересуетесь изобразительным искусством. Договорились с
