вслушиваясь. Кристаллики инея холодили щеку. В подворотне заворчала собака. Ага. Они стерегут теперь ворота с собаками. Это хуже. Жаль, что он не имел возможности все хорошо разузнать. Ладно, здесь его не выследят, он готов поклясться, что ничем, кроме снега и ветра, от него сейчас не пахнет. Его увидят, только когда это понадобится ему самому. Медленно, серый на сером, он крался по стене к высоким воротам, озаренным забранными в решетку факелами. Ловко изогнувшись, он выглянул из-за контрфорса – под аркой было пусто. Снег комьями рассыпался по вымостке, сверху нависали темные, массивные острия полуопущенной герсы. Стража грелась в кордегардиях, следя за воротами сквозь открытые двери, к порогам которых были привязаны мэйлари. Возникла надежда проскочить незамеченным – это было бы очень хорошо. Впрочем, он придумал, что сказать в случае, если заметят и остановят. До закрытия ворот оставался час, и за этот час дело надо было сделать. Он поправил капюшон, чтобы была видна только нижняя часть лица (подбородок его тонул в остистом волчьем меху), и направился в ворота, ожидая предупредительного рычания мэйлари и грома их цепей.

Но они не были привязаны! Бросились, не издав ни звука, рванули зубами за рукава, сшибли на истоптанный снег и лишь тогда зарычали.

– Проклятые псы! – дрожа, он откидывал с лица волосы. Капюшон упал, открыв большеглазое разгневанное лицо. По лестнице, ведущей в кордегардию, спустился офицер в круглом блестящем шлеме. На плечах у него топорщились рядами лиловые и желтые фестоны/

– Эй, что ты тут шляешься, господин хороший? Тут дворец, а не проходной двор. Если тебе на ту сторону надо, так Большая Галерея только днем открыта. А то собаки у нас несытые, порвать ни за что ни про что могут. – Голос его гулко громыхал под сводами арки, лицо терялось в клубах пара. – Фьють, собачки! Вставайте, господин. Чего вы тут потеряли? Шли бы вы подобру-поздорову, времечко нынче лихое, не ровен час, примут вас за злодея.

– Я пришел по делу. У меня племянник пажом у ее величества… Мне… – начал он, отряхивая и расправляя помятые псами рукава шубы, и осекся.

Они узнали друг друга – капитан Эгмундт и магнат Окер Аргаред. Опомнившись, рингенец сгреб его лапой в рукавице за плечо и оттащил к стене, чтобы стражники из кордегардии их не видели.

– Ты стал служить королеве, Эгмундт? – тихо спросил Окер. – Не ждал я этого от тебя.

– Не в мои лета искать господина за тридевять земель. Вы зачем пришли? – засипел рингенец, выпуская в лицо Аргареду мокрый пивной пар. – За своих попросить, что ли?

Сколь ни был ошарашен Аргаред неожиданной встречей, он все же уловил в глазах Эгмундта угрюмое соболезнование и, не успев осознать, что делает, быстро кивнул.

– Да, да.

Эгмундт собрался было что-то сказать, но лишь молча насупил широкие брови, кивнул и, продолжая держать Окера за плечо, потащил его в глубь арки.

– Идемте. Я вас проведу. Чтобы псы не трогали. Нам их теперь спускать приказали, как темно станет.

– Позволь, я надену капюшон, – Окер осторожно высвободился из крепкой хватки рингенца, – меня могут узнать гораздо менее приятные люди, чем ты.

– Наденьте.

– Не подскажешь ли, где сейчас сидят пажи? Если помнишь, раньше…

– Помню. Как не помнить. Там и сидят, высокий магнат, в малой приемной. Только их теперь не учат. Это вы правильно решили – к ним. Вам прошение передать надо, так я понимаю? – Аргаред неопределенно кивнул. Ну, там сейчас много детей дворянских, у кого отцов-то порешили. Помогут.

Они миновали несколько полутемных дворов – Эгмундта везде узнавала стража и пропускала без разговоров, лишь посмеивалась над его спутником в светлой шубе – Аргареда приняли за проститутку, переодетую в мужское платье, и это получилось удачно.

– Вот тут заходите, с черного хода. Сейчас всякая шушера на поварне из котлов куски тягает, вас никто и не заметит. Помните, там, дальше, внутри-то как? Ничего не изменилось, только парчой все обили и шпалер с портретами понавесили. Да таких, что срам да и только.

Недослушав, Аргаред бесшумно, как призрак, проскользнул в полуоткрытую дверь. Разведя руки в стороны, он коснулся стен неосвещенного коридора и на секунду замешкался, восстанавливая в памяти все переходы и покои, ведущие в Малую Приемную, и прикидывая, где в этот час меньше бывает придворных бездельников. Столкнуться со слугами он не боялся.

К счастью, Цитадель была пронизана подсобными коридорами, как старая коряга – ходами, и он быстро вспомнил, что через двадцать шагов будет тройная вилка и надо взять самый левый проход, который всегда освещен редкие свечки мерцали в нишах между сдвоенными колоннами. Стало теплее, и, откинув капюшон, он неслышно двинулся вперед. Эгмундт сказал ему верно – слуг в этих скудно освещенных сводчатых коридорах не попадалось. Воздух здесь был застоявшимся, с неопределенным запахом, какой иногда бывает в больших палатах.

Кое-где в стенах виднелись низенькие, неизвестно для чего предназначенные дверцы, за ними слышались невнятные обрывки бесед, воркотня, звяканье или звон струнных инструментов – вероятно, там располагались какие-то покои.

Аргареду уже не требовалось напрягать память, он четко представлял себе план Цитадели и помнил, что коридор обходит вкруг всех покоев. Возле Малой, или Пажеской, приемной коридор становился выше и шире. Старая, лоснящаяся двустворчатая дверь вела в небольшой, облицованный резными камнями переход. Аргаред толкнул створки и в первый момент решил, что попал не туда – его обступила вишневая нагретая мгла. Потом он разглядел, что резной орнамент на стенах прикрыт шпалерами. В толстом розовом стекле шарэлитской светильни мигало копотное сонное пламя. Оглянувшись, он сбросил шубу за дверью, она здесь мешала, и остался в длинном облегающем платье с разрезами по бокам. Прислушался – за высокими резными дверями в пажескую было тихо.

Он слегка приоткрыл стрельчатую створку – в щель заскользил желтый свет. Ему теперь была видна приемная – новые ковры, сползшая со стола пестротканая скатерть, неудобные островерхие кресла без подушек и в них – клюющие носами маленькие светловолосые дети. Некоторые прикорнули, положив голову на руки, и жесткие от шитья рукава сползли с тонких запястий. Ему хотелось бы увидеть кого-то, кого он узнал бы, но все дети казались на одно лицо – усталые, удрученные маленькие заложники, которых принудили целовать руки и подол убийце их отцов. Наконец острым взглядом он узнал одного. Это был младшенький из известной ему семьи Чистых, полностью загубленной после осады Оссарга. Минутное усилие

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату