памяти вынесло на поверхность его имя – Рэнис. Открыв дверь чуть шире, Аргаред позвал громким шепотом:

– Рэнис, сын Орэ… Подойди сюда. Мальчик встрепенулся – из-за полуоткрытой двери смотрели на него смутно знакомые светлые глаза.

– Подойди, только тихо. – Кто-то зашевелился на стуле, и Рэнис поспешно шмыгнул в дверь, оказавшись лицом к лицу с невесть откуда тут взявшимся светлоглазым незнакомцем.

– Ты меня помнишь? – Руки незнакомца легли на плечи мальчика.

– Вы… магнат… Окер Аргаред, – узнал мальчик.

– Прекрасно. Это действительно я. Ты узнал меня так же хорошо, как я тебя. Скажи, сколько тебе лет, мой маленький брат?

– Двенадцать. Я должен был стать оруженосцем в этом году, если бы не проклятый Оссарг.

– Оссарг не проклятый, а славный и злосчастный. Помни об этом, когда вырастешь. Скажи, Рэнис, ты хочешь отомстить за своих? – Последовал молчаливый кивок. – Ты знаешь, кому надо мстить?

– Беатрикс.

– Хорошо. Я помогу тебе это сделать сейчас. Вот здесь, – Аргаред неуловимым движением извлек из-под широкого пояса белый кисетик с одинокой руной, – ее смерть. Это яд. Действие его ужасно, и спасения от него нет. Но ты должен всыпать лишь самую малость, чтобы королева сначала долго болела и лишь потом, к весне, умерла…

– Почему так долго? Почему?

– Чтобы никто не догадался, что ее опоили. И потому еще, что только к весне мы успеем собрать войска. Когда она умрет, ее приспешники испугаются и не смогут сопротивляться нам. Мы победим их малой кровью. Но это тайна. Ты все понял?

– Да.

– Мне придется дать тебе весь кисет. Я не могу отмерить ту малость, которая нужна для исполнения нашего замысла. Но при себе его не носи, спрячь. Во-первых, могут случайно найти, во-вторых, нехорошо носить при себе яд – он приваживает несчастье. Ты бросишь ей в вино, когда представится случай, только одну щепотку. Запомнил?

– Да, яснейший мой брат. – Нежное голубоглазое личико посерьезнело, маленькая рука в шелковой перчатке сжала белую замшу кисетика.

– Хорошо. – Окер поцеловал мальчика в лоб. – Прости, что прошу об этом, что бросаю тебя здесь, а сам бегу, но теперь у Этарет нет детей и взрослых. Теперь все воины, и каждый разит тем оружием, которое ему доступно и которое губит больше врагов. С этой минуты считай себя моим сыном, братом моих несчастных детей. – Он подтвердил свои слова еще одним поцелуем. – Я должен спешить, мне надо успеть, пока не закрыли ворота. От всей души надеюсь, что следующая наша встреча будет более открытой и радостной, какой и подобает быть встрече кровных родственников, свершивших великие дела. Ну, до иных дней!

Рэнис остался стоять, сжимая в руке кисетик, словно из какого-то сна упавший ему в ладонь. Мужественное лицо Аргареда стояло у него перед глазами. Наконец, вернувшись к действительности, он спрятал кисетик в жемчужную поясную сумочку и вернулся в пажескую. Мысли его были только об одном – скорей осуществить то, для чего вручена ему меченная одинокой руной смерть.

– Эй, бездельники! – В дверях появился Ансо, единственный шут, которого Беатрикс жаловала. Он позволял себе весьма злые шутки, не разбирая, кто в фаворе, кто в опале, он в лицо звал королеву шлюхой и ненавидел весь мир. – Сироты окаянные! Ну-ка быстро в погреб за вином для ее величества!

Рэнис вскочил, едва веря ушам.

– О, хочешь выслужиться! Хвалю. Ну, турманом за бокалом красного – и в Залу Совета. А то у королевушки горло пересохло. С утра до вечера мелет языком, да все о пустяках. Лучше бы она говорила про отрубленные головы. В этой стране только они еще чего-то стоят. Все деньги, все замки родятся из отрубленных голов.

Рэнис кинулся в погреб – раза два по дороге он налетел на лакеев, оделявших его громкой бранью, но не посмевших тронуть. В погребе вечно хмельные виночерпии, в липких от пролитого «Омута» фартуках, долго возились, цедя алое фенэрсжое вино в большой хрустальный бокал. Путь обратно с бокалом на маленьком подносе показался Рэнису невероятно долгим.

Нырнув на миг в темный треугольный закуток за распахнутой дверной створкой, Рэнис оперся подносом о резной бордюр на стене, чтобы перевести дух и унять дрожь в коленях. Его час настал. Он разом вспомнил все, что за последний год на него обрушилось…

… Ворвавшиеся на рысях черные конники, лающая брань, уверенная походка, отсутствующее выражение на лице скрестившего на груди руки раба-дворецкого, спокойно впустившего их в дом, мелькающие в поисках драгоценностей и крамольных свитков руки в черных перчатках, лязг амуниции, топочущие крутобокие кони в кованых рогатых намордниках. И побелевшие пальцы старшей сестры, шестнадцатилетней, которая изо всех сил стискивала его запястья, а он вырывался, стараясь не смотреть ей в лицо, потому что у нее были пустые страшные глаза и дрожали губы, вырывался судорожно и безнадежно, сам не понимая, почему… Потом они оба притихли, прижавшись друг к другу, – вошел черный рейтар, а с ним некто толстопузый, пестрый, с развевающимися откидными рукавами, в черной высокой шляпе.

Черный рейтар снял с себя шлем и сунул его под левый локоть, оставшись в суконном капюшоне.

– Я говорил вам, господин Цабес, что в этом доме будет девчонка. Смотрите сами. – Его каркающий голос разнесся под узорными сводами трапезной, со стен которой укоризненно глядели на незваных гостей оленьи головы.

– И посмотрим, и посмотрим. – Толстяк подкатился ближе, от него пахло чем-то сладким. Рэнис искоса взглянул на его лоснящееся лицо с черными точками возле носа и скользкими глазами под слипшейся подвитой челкой и с неприязненным любопытством стал рассматривать этого Цабеса уже с головы до ног: Цабес был узкоплечий толстяк, эти изъяны в его фигуре ловко скрадывал покрытый крупными вышивками атласный камзол.

– Хорошо, хорошо, хорошо. – Он ходил перед сестрой взад-вперед маленькими вкрадчивыми шажками,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату