– Ишь как прикидывается! Встать! Встать на колени!

Примас, дрожа, прислонился к ограде и с ужасом смотрел, как истерзанная жертва, вздрагивая от уколов копий, поднимается на четвереньки, потом на колени…

– Они хотели его оскопить, – брызгая слюной, шептала ему на ухо Годива. Она плотоядно улыбалась, накручивая на палец жирную черную прядь. – Они вообще такое хотели… Как думаете, сколько монет мне отсыплют при дворе за то, что я его спасла?

– Я, я тебе отсыплю сколько хочешь, только прекрати, прекрати это немедленно! – Эйнвар едва сдержал крик ярости, узнав наконец в несчастном страдальце принца Эзеля. Приставив меч к горлу, принца заставляли читать молитву.

– Что вы с ним сделали?

– Он выбросился из окна. А может, его выбросили, не знаю. Сами понимаете, священнейший, на Дворянском Берегу такое творилось – ух! Сколько вы мне дадите-то?

– Убери своих!..

– Да прикрикните на них сами! Вы же служитель Бога! У вас лучше выйдет.

– Они, гляди, и меня так могут! – Эйнвар на собственной шкуре испытал однажды, что такое ярость южных городских восстаний, когда обозленный тираном город затворял ворота и превращался в ад.

– Не могут. – Годива отошла.

– Ладно, Годива! – Эйнвар до предела возвысил голос, перекрывая вой черни. – Люди добрые, идите с миром и не смущайте клир. Вы тут бесчинствуете, а мне еще за вас и за убиенных вами колени натирать. Бог порядок любит. А то с ним потом не расквитаешься. Идите с миром. – Он понизил голос:

– Видать, Господь вашими руками грешникам возмещает.

– О-о-о! – прокатилось под сводами.

– Благослови! – сказала какая-то шлюха густым басом, пригибая пахучую кудлатую голову. Эйнвар с вымученной улыбкой махнул рукой.

– Идите, дети мои. Да пребудет с вами покой, радость и благоденствие!

Довольно урча, похохатывая, они уходили, оставляя на каменных плитах пола мокрые темные следы. Уползали в темную прорезь полуоткрытых дверей, уже забыв про свою окровавленную, но еще живую жертву.

«Ночь прошла!» – Эйнвар подобрал рясу и присел на корточки возле Эзеля. Он бормотал молитвы, но никак не собраться было с мыслями среди этого безумия, а клир пел, и немыслимо было приказать ему остановиться, словно это пение удерживало душу королевы в ее умирающем теле.

Глава восьмаяНЕПРЕКЛОННОСТЬ

В тюремном коридоре сначала вдалеке, а потом все ближе и ближе застучали об пол алебарды. Шел кто-то важный, и ему отдавали честь. Опять за ней.

Лээлин приподнялась на локте и в тупой тоске стала ждать. Сейчас войдут, прикажут подняться, поведут туда, где страшнее любых пыток безжалостные вопросы, на которые уже нет сил выдумывать ответы, где сидит на столе Ниссагль с восковым лицом, а в темном углу на лежанке раскинулась Беатрикс, и пьет вино, и любуется своими красивыми пальцами, когда берет из вазы сладости. «Господи! – Лээлин жалобно посмотрела на слепые камни стены и в который раз спросила у них:

– Когда же меня оставят в покое?»

Дверь распахнулась, и вошел Ниссагль. Он был бледен, взгляд у него был какой-то отсутствующий.

– Вставай! – приказал он, останавливаясь посреди камеры. – Вставай быстрее, если хочешь спасти себя и своих.

Уже было спустив ноги на пол и опершись рукой о топчан, чтобы покорно подняться, Лээлин замерла, непонимающе глядя на Ниссагля. Что это он такое задумал? А тот говорил, медленно роняя слова:

– Твой отец подговорил мальчишку-пажа подсыпать королеве яду. Такого же, что был приготовлен для меня. Если ты спасешь ей жизнь, я освобожу тебя и твоего брата, поняла?

Эти слова долго доходили до утомленного мозга Лээлин. Потом она тихо сказала:

– Хорошо, я попробую. Опишите мне признаки отравления, сколько было яда и как давно она отравилась. – Узница стояла перед Ниссаглем, бессильно опустив руки, на все согласная, и он, содрогнувшись, вдруг понял, что у нее ничего не выйдет.

– Пошли. Время не ждет. По пути расскажу.

Везде были распахнуты двери, горело множество свечей, и желтый, мятущийся на сквозняках огонь резал глаза. Слуги бестолково метались с посудинами и стопками простынь, повсюду стояли караулы алебардщиков в боевых шлемах, закрывающих пол-лица. Ниссагль шел стремительно, он почти тащил Лээлин за собой, торопливо, сухо, словно ни к кому не обращаясь, описывая симптомы: судороги по всему телу, кровь изо рта и из носа. Наконец он втолкнул ее в набитый людьми покой.

Здесь толпились медики, лакеи, служанки, ошеломленные вельможи с растерянными лицами. У двери в опочивальню замерли стражники, скрещенными алебардами загораживая проход. Ниссагль, отпустив руку Лээлин, прошмыгнул под древками алебард и скрылся за тяжеловесной створкой с блестящими позолоченными узорами.

У Лээлин мелькнула мысль – со всех ног бежать отсюда, бежать в одном полотняном платье, по морозу, стоптанными башмачками черпая снег, бежать, бежать… Перед ней возник растрепанный, очень бледный Раин.

– Пойдем, – сказал он срывающимся голосом, – пойдем туда, – и зачем-то поправил жалко свисающий соломенный локон.

Вокруг разобранной постели теснились серебряные лохани. Валялась на полу испачканная чем-то бурым простыня. И очень не хотелось смотреть на ту, что лежала в постели…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату