людьми она овладело позднее, когда мы достаточно ослабели и сделались настолько уязвимы, что нас стало возможно истребить, дабы тем самым нарушить равновесие этого мира. А еще я видел Нуат. Когда я получил ответ от Силы и не понял его, когда я вообще ничего еще не понимал и начал отчаиваться, я позвал Нуат и спустился к ней. Знаешь, она обрела способность видеть солнце. Она видит его глазами червей и растений, только для нее оно просто бесформенное пятно, темно-рыжее и очень жгучее. Она показала мне будущих людей, У них мертвые лица цвета земли. Они носят золото, багрянец и карбункулы, которые суть знаки их грядущих славных деяний. И чем глубже в будущее погружался мой взор, тем уродливее выглядели эти люди. Последние, я видел их уже нечетко, напоминали закованных в золотую броню монстров. Они были увешаны тысячами фигурок с рубиновыми глазами. Эти фигурки изображают тех, кого они погубят… Я видел небо, каким оно будет через тысячу лет, – оранжевое, в алых тучах, с медной огромной луной, рога которой как бы омочены кровью. Я видел очень много, но видения Нуат плохо запоминаются. Я лишь запомнил свой страх и плотный, как нагретая вода, воздух того мира, который был мне явлен… Тогда я подумал, что надо бороться, изо всех сил бороться с ними… Но я не знаю, есть ли в этом смысл…
– Окер, борьба очистит нас, Сила снова будет с нами, как раньше. Борьба, быть может, продлится века, но мир станет чист. И мы очистимся вместе с ним. Ты видишь этих людей? Они были такими же тысячу лет назад. Близость Этар сохранила их. Надо сражаться. Это единственный выход. Сила ведет мир к Свету. Мы многократно удлиним этот путь, если отступим. Но отступать нам нельзя. Сколько можно прозябать в сумеречных мирах!.. Надоело!
– Тебе легко говорить, ты не бродил по пустому лесу. Хорошо, ну а что там, в Эманде? Они ищут меня?
– Да. Тебе нельзя там появляться. Лучше бы где-то укрыться. И вот еще что… Окер, я даже не знаю, как тебе сказать…
– Кто-то из моих близких попал в беду? Я даже догадываюсь, кто именно… Элас?
– Да. Он покушался на королеву… Эмарк рассказал, как знал, всю историю несчастного Эласа.
– И после этого ты говоришь, что мне нельзя там появляться? – Окер странно засмеялся. – А где же мне еще быть? Эзель говорил, что Эласа замучили до полусмерти. А я, значит, должен где-то сидеть и прятаться?
– Ты должен поправиться по крайней мере.
– Раны заживают так медленно… Ну, положим, еще на неделю я мог бы задержаться в Сарче. Здесь достаточно глухо, чтобы ничего не опасаться. Но потом надо перебираться на равнины. Ты можешь несколько дней побыть со мной? Боюсь, мне понадобится помощь, и не хотелось бы просить чужаков.
– Да. На самый крайний случай мой слуга знает, где я. Он найдет способ переправить весть.
– Слуги теперь ненадежны. Даже Зов Покорности на них не действует… Может быть, мы с тобой что- нибудь придумаем за эти несколько дней. Я начинаю склоняться к мысли, что, быть может, стоит попробовать вести эту войну по людским правилам.
– Почему?
– Потому что нам важно любой ценой укрепиться и отстроить заново ту твердыню, которая раскололась. Эманд – глыба кремня, ты помнишь? Сейчас простолюдины все заодно, мы же, напротив, разобщены, потому что запуганы. Мы должны все изменить. Нам следует сплотиться, а люди пускай боятся.
– Я понимаю.
– Этого можно добиться, используя человеческий опыт и все те средства, к которым в борьбе за власть прибегают люди. Обман, интрига, яд, подкуп. Если наши слуги продажны, почему не подкупить королевских? Если королевские фавориты хитры и коварны, почему наши дети должны сохранять благородство духа?
– А это не опасно для… для нас самих же? Мы не изменимся?
– Мы уже изменились, ведь изменился мир. И потом, разве мы намерены убивать невинных? Нет, мы хотим отомстить убийцам. Это по крайней мере справедливо, Эмарк.
– Я согласен с тобой. Об этом надо серьезно подумать.
Гости съезжались в Цитадель на ночной праздник, съезжались еще засветло. Улицы на два-три квартала перед мостом были запружены золочеными возками, эскортами, носилками. Весь этот водоворот втягивал потихоньку в Цитадель экипажи, с помощью умудренных опытом лакеев и маршалков размещались в многочисленных дворах. Всюду горели плошки, обливая оранжевым светом гостей в златотканых густо- красных, шафранных, коричневых или сливочно-белых одеждах – зеленое и синее тут меркло, превращаясь в серое или черное, серебро тускнело. Покачивались головные уборы куртизанок, белели их обнаженные плечи. Ходуном ходили плюмажи на шляпах раскланивающихся мужчин. Шум и смех слышались отовсюду. Белые мраморные лестницы щедро освещались канделябрами. Золотая бахрома полотнищ с вытканными на них изображениями зверей мерцала и шевелилась в теплом сквозняке. Все обещало хмельную, веселую ночь, полную игр и непристойных шалостей, вспоминать о которых приятно и мужчинам, и женщинам, если они не ханжи.
С верхних этажей полилась музыка, и гости двинулись в залы. Попарно шли, нетерпеливые мужчины в блестящих парчовых камзолах и манерные дамы с потупленными глазами, соревнуясь друг с дружкой в том, кто изящнее поднимет руку, подбирая юбку. Немногие из них были верны своим мужьям и женам. Все это сборище болталось целыми днями по залам, состоя у кого-нибудь в свите. Такие назначения подписывали не глядя, доставляя облагодетельствованному зримую честь и даровую кормежку. За это требовалось беспрекословно подчиняться приказам сильных, которых можно было перечесть по пальцам. И когда эти сильные появлялись, толпа расступалась перед ними и в едином порыве склоняла оперенные и увенчанные головы.
Беатрикс смотрела в зал с галереи. Лицо у нее почти зажило, она, правда, еще прихрамывала, но танцевать все равно не собиралась. Сквозь хрусталину стала выискивать среди гостей Этарет и ни одного не нашла. Уронила хрусталину, вздохнув разочарованно и в то же время удовлетворенно. Высокие сидели нынче по домам, прикусив языки, и ветер подступающей осени бился в их закрытые ставни и задувал им дым в трубы, ледяной ветер судьбы!..
Приветствуемые почтительным шепотом, вступали в чертог ее верные сановные слуги. Она узнавала разодетого в желтое с красным Раэннарта, скользящего зигзагами Гана, прямого, широкоплечего Таббета, желто-фиолетового вертлявого Вельта…
«Как их мало!» – вдруг подумала она с неожиданным страхом. Их, которых она знает по голосу и в лицо, по почерку и на ощупь, с которыми она на «ты», горячих, неутомимых в любви и верных в беде, как же их
