некоторые плыли за судами, увозившими их сыновей, далеко в открытое море [Апп., Лив., 77; Полибий, 36, 5,7; Диодор,32, 6,2].
Однако совету еще нужно было узнать, каковы дополнительные требования консулов, и в Утику, куда уже прибыли римские войска, явилось очередное карфагенское посольство. На сей раз консулы предложили выдать все оружие, которое хранилось в пунийских арсеналах. Нерешительные возражения карфагенян (вокруг города рыщет Гасдрубал, предводитель демократов, главный виновник войны с Массанассой, и от него нужно защищаться) были категорически отвергнуты (римское командование само обеспечит безопасность Карфагена); римляне получили 200 000 комплектов пехотного вооружения и 2 000 (по Страбону, 3 000) катапульт [Полибий, 36, 6; Страбон, 17, 3, 15; Диодор, 32, 6, 2; Апп., Лив., 79; Орозий, 4, 22, 2]; согласно Зонаре [9, 26], часть оружия карфагеняне припрятали.
И только теперь, когда Карфаген добровольно разоружился, Манилий и Ценсорин решились предъявить главное требование. Пригласив в свой лагерь герусиастов, они объявили, что карфагеняне должны покинуть город и поселиться на принадлежащей им территории в любом другом месте, но не ближе 80 стадий (то есть около 15 км; по Ливию, 10 миль) от моря [Апп., Лив., 81; Диодор, 32, 6, 3; Ливий, Сод., 49; Зонара, 9, 26].[187]
Карфагенские герусиасты надеялись смирением и покорностью задобрить беспощадного врага. И вот им предстояло объявить согражданам смертный приговор. Не имея выходов к морю, в стороне от важнейших судоходных путей, карфагеняне, жившие морской торговлей, работавшие на мировой рынок, были обречены на неминуемую гибель. Все попытки объясниться или хотя бы разжалобить консулов ни к чему не привели. Приказание сената должно быть исполнено без проволочек. Оно не подлежит обсуждению и не может быть изменено. Единственное, чего добилась эта дипломатическая миссия: Ценсорин поставил у входа в карфагенские гавани свои корабли, чтобы устрашенный народ легче покорился своей участи…
На улицах, у ворот, на городских стенах послов ожидали огромные толпы народа. Многие выбежали послам навстречу, их чуть было не задушили в воротах, однако герусиасты молча продолжали свой путь. Они должны прежде всего сообщить совету о требованиях римлян [Апп. Лив., 91; ср. у Диодора, 32, 6, 5].
По мрачным лицам герусиастов, по тому, как они воздевали руки к богам и били себя кулаками по голове, люди догадывались, что произошло нечто ужасное. Перед зданием совета в нетерпеливом ожидании толпился народ. Внезапно услышали страшный вопль, ворвались внутрь, и… началась поистине безумная оргия отчаяния. Одни бросались на вестников несчастья, другие убивали тех, кто предлагал выдать заложников и дать оружие, третьи рассыпались по улицам и истребляли италиков, случайно оказавшихся в городе. Кто-то побежал в храмы, кто-то — к опустошенным арсеналам, кто-то — к верфям и гаваням [Полибий, 36, 7, 3 — 5; Апп., Лив., 92; Зонара, 9, 26]. И лишь немногие, сохранившие способность трезво рассуждать, заперли ворота и начали сносить на стены камни.
Совет, где на этот раз окончательно возобладали демократы, решил воевать. Первой его мерой было освобождение рабов, которых, таким образом, можно было включить в армию [ср. также у Зонары, 9, 26]. Командующим вооруженными силами, действовавшими за городскими стенами, совет избрал Гасдрубала, совсем недавно приговоренного к смертной казни. Его просили не помнить зла, когда отечество находится в крайней опасности. Гасдрубал уже имел в своем распоряжении 20 000 воинов; организацию другой армии, предназначенной для защиты городских стен, поручили Гасдрубалу внуку (по дочери) Массанассы. Одновременно совет обратился к римскому командованию с просьбой о перемирии на 30 дней, чтобы иметь возможность отправить в Рим новое посольство, но получил отказ [Апп., Лив., 93].
Карфагеняне, полные решимости претерпеть что угодно, лишь бы не покидать родины, готовились к борьбе. Все государственные и храмовые участки, все вместительные и удобные помещения они превратили в ремесленные мастерские, где беспрерывно днем и ночью работали мужчины и женщины; они изготовляли каждый день по 100 (по Страбону, по 140) щитов, 300 мечей, 1 000 стрел для катапульт, 500 дротиков и копий, а также катапульты — сколько удастся. Канаты плели из женских волос. Для строительства кораблей переливали медные статуи и брали деревянные балки общественных и частных зданий. Никто не уклонялся от этой работы [Апп., Лив.. 93; Страбон, 17, 3, 15; Дион Касс., фрагм., 71; Орозий, 4, 23, 4]. Женщины отдавали все свои золотые украшения на покупку вооружения и продовольствия [Диодор, 32, 9].
Между тем консулы медлили. Они рассчитывали, по-видимому, что в любой момент без особого труда смогут овладеть безоружным городом, а может быть, и не решались как-то сразу подвести своих солдат к его стенам. Не исключено, что они рассчитывали на сдачу Карфагена. К тому же у римлян вышли неприятности с Массанассой, который без всякого энтузиазма наблюдал, как союзники уводят у него из-под носа богатейшую добычу. Он, правда, в конце концов предложил свою помощь, но консулы ответили, что обратятся к нему в случае надобности [Апп., Лив., 94]. Лишь через несколько дней, которые они провели в переговорах с Массанассой и в хлопотах о доставке продовольствия, консулы подошли наконец к Карфагену и попытались взять его штурмом.
Манилий двигался по перешейку, соединявшему Карфаген с материком, рассчитывая, что сможет засыпать там ров и овладеть сначала небольшим передним укреплением, а потом и стенами. Ценсорин с суши и с моря продвигал лестницы к слабо укрепленному углу стены. Однако, натолкнувшись на сопротивление, которого они не ожидали, римляне отступили. Пока шел бой, с тыла подошел Гасдрубал и расположился за болотом; опасаясь внезапного нападения, консулы принялись укреплять собственные лагеря [Апп., Лив., 97]. По завершении этой работы Ценсорин переправился через болото за лесом для постройки осадных машин; там на него напал во главе отряда пунийской конницы Гамилькар (у Аппиана, Гимилькон) Фамея. Римляне потеряли в ожесточенной схватке 500 человек, однако лес Ценсорин все-таки добыл, и по его приказанию в римском лагере изготовили новые лестницы и осадные машины. Снова римляне пошли на штурм города и снова отступили. Манилий отчаялся взять город со стороны перешейка [Апп., Лив., 97]. Римское командование разработало другой план.
Засыпав землею часть болота вдоль косы, выдающейся глубоко в море, Ценсорин придвинул к стене два больших тарана. В результате их работы часть стены упала, и уже можно было видеть дома и улицы города. Но карфагеняне бросились к пролому и, оттеснив противника, принялись ночью спешно заделывать стену; часть их — вооруженные и безоружные, с одними только факелами в руках, вышли за городскую стену и сожгли или привели в негодность машины. Утром у пролома завязалось новое сражение. Римляне пытались прорваться в город. Карфагеняне противопоставили им шеренги вооруженных воинов, за которыми толпился народ с кольями и камнями в руках. Многие пунийцы ожидали неприятеля на крышах. Карфагенянам удалось вытеснить римлян за городскую стену; от преследования их спас Сципион Эмилиан, тогда военный трибун [Апп., Лив., 98; Ливий, Сод., 49; Орозий. 4, 22, 7; Зонара, 9, 21].[188]
Ко времени летнего солнцестояния в лагере Ценсорина из-за ядовитых испарений начались болезни, и он счел за благо перебраться к морю. Между тем пунийцы, используя затишье, решили нанести удар по римскому флоту. С этой целью они хворостом и паклей нагружали небольшие парусные лодки, подтаскивали их канатами вдоль стен к тому месту, откуда ветер гнал бы их к римскому флоту, потом насыпали серу, заливали смолу, поджигали и пускали. В результате римляне потеряли почти все свои корабли. Осенью 149 г. Ценсорин уехал в Рим проводить очередные выборы магистратов. Руководство осадой целиком перешло к Манилию. На его лагерь карфагеняне предприняли еще одну вылазку. Глухою ночью они подошли к оборонительному валу и принялись его разрушать. Им помешал Сципион Эмилиан, ударивший по карфагенянам с тыла и заставивший их отступить [Апп., Лив., 99]. После этого события Манилий построил вокруг лагеря стену [Апп., Лив., 100].
Беспрестанные неудачи и трудности, с которыми Ценсорин и Манилий столкнулись при попытках штурмовать обезоруженный, но хорошо укрепленный город, решительное сопротивление карфагенян заставили римское командование отказаться от продолжения борьбы у городских стен. Ведя по-прежнему осаду, Манилий главные операции перенес в Ливию — против отрядов Гасдрубала и Гамилькара Фамеи. В особенности тревожил римлян Фамея; своими партизанскими налетами он почти совершенно парализовал действия римских фуражиров и команд, посылавшихся за продовольствием. Правда, он делал исключение для подразделений, которыми командовал Сципион Эмилиан; они отличались высокой дисциплиной и организованностью, так что Фамея не мог рисковать [Апп., Лив., 100 — 101].
Не принес Манилию удачи и поход против Гасдрубала к Неферису. Там римляне, окруженные возвышенностями и крутыми склонами, занятыми неприятелем, вынуждены были пробираться через
