Положим, в жестянке с китайцами кое-что есть. С постоялого сотни три да от сборника осталось чистыми с тысячу. Мало. Компаньона бы в дело подыскать, а кого? Не сало, не шерсть, не хлеб – книги. По здешним понятиям коммерция сомнительная. Ведь уже три книжных магазина в городе: Гардении, Кашкин, Семенов. Четвертый себя оправдает ли?
Ах, что за сомненья, господа! Как повести дело – вот в чем вопрос. Эти трое названных
– А мне? – забывшись, вслух произнес Иван Савич. – Что мне надо?
Звук собственного голоса как толчок: проснись, друг!
Растерянно огляделся: удивительно, непостижимо! Как скоро сумерки погасли, в комнате – ночь. Кукушка на часах прокуковала десять. В доме тишина кладбищенская, только какие-то всхлипыванья и стон за стеной, в батенькином «партаменте». Ох, батенька…
«Так что же мне-то?»
– А ничего особенного. Концы с концами свести – и прекрасно. Оправдать копейку, затраченную на главное: читальный кабинет при магазине.
– То есть как же это? Зашел с улицы и – здрасьте, пожалуйте что-нибудь почитать?
– Сделайте одолжение. Газеты, журналы, книги русские, французские. Все к вашим услугам.
– Позвольте, позвольте, – и книги?
– Всенепременнейше. Вот-с – новинки: Писемский, Тютчев, Гончарова «Путешествие на „Палладе“…
И прости-прощай, постоялый двор, Маланья, прощай, овес, да отруби, да колесная мазь!
Новая жизнь – здравствуй!
В дверь постучали.
– Иван Савич, дорогой, не спите?
– Прошу, прошу, Николай Павлыч! Сейчас свечку зажгу… Одну минуту…
Вот лица бывают! Посмотришь – и улыбаться хочется. Будто и не существует в жизни темных сторон, одни лишь радости да веселье.
Николай Павлович Курбатов был красив, молод, имел розовые щеки, открытые сияющие глаза; одевался без лишней крикливости, но всегда модно и дорого.
Барин в нем враз узнавался.
Окончив Московский университет, он еще не знал, куда определить себя в жизни, но верил, что все придет само собой, все устроится легко и отлично. Когда тебе двадцать с небольшим, и прекрасное здоровье, и характер общительный, и какое-то наследственное состояние, – как не верить!
Сейчас он жил в Воронеже, приехав по делу об опеке младшего брата. Дело затягивалось, жить в гостинице было дороговато. Старик Михайлов рекомендовал его Никитину, и Курбатов поселился на Кирочной. Иван Савич, Аннушка, даже вечно ворчливая Маланья – все сразу оказались очарованы новым квартирантом, его улыбки были неотразимы. И лишь Савва, мельком глянув на Николая Павловича, поджав губы, недовольно повел носом: «Чисто баба, к примеру, опрыскался… стрикулист!»
Крепкие, стойкие духи были слабостью Курбатова.
– Сумерничаете? – спросил, непринужденно развалясь в скрипучем, жестком кресле. – Не помешал?
– Ну, что вы…
– Знаем, знаем вашего брата, поэтов! Мечтания, заоблачные выси… этакие всякие фантазии.
– Какие выси! – засмеялся Никитин. – Наоборот, коммерческие подсчеты. А впрочем, и мечтания, если хотите.
– О чем же? Не секрет?
Откинувшись на спинку кресла, Николай Павлович смотрел прямо, с искренним любопытством.
«Экая необыкновенная способность располагать к себе! – подумал Никитин. – Пожалуй, и близкому другу не доверился бы, а вот без году неделю знаком с человеком и – не угодно ли…»
Все рассказал Курбатову. Тот так и загорелся.
– Послушайте, мон шер, – воскликнул, – но ведь эти ваши коммерческие мечтания просто великолепны!
– Тут не только коммерция, – задумчиво сказал Никитин. – Другая сторона дела мне кажется особенно заманчивой. Да вот сами видите – деньги…
– Черт возьми! – вскочил Курбатов. – Эти проклятые деньги! Неужто из-за какой-то несчастной тысячи целковых погибать такому прекрасному делу! Нет и нет! Голубчик, Иван Савич! Надо что-то придумать… Берите меня в компаньоны – и мы с вами найдем деньги! Клянусь, найдем! Ну? Берете?
– Да я только что сам думал о компаньоне, – признался Никитин. – Просто удивительно, как это все… вдруг…
– Так берете? Да? Ну и баста! Завтра же закладываю дурацкое наследство! – Курбатов ухарски притопнул, прищелкнул пальцами. – Или нет даже – продаю к чертям эту несчастную пустошь! Ну на что она мне, согласитесь, какой я помещик! Давайте-ка прикинем с карандашом… Итак, первое: помещение. Во сколько, вы говорите, обойдется?
– Да ежели на Дворянской – рублей триста, не меньше.
