ресурсов во времена, когда возникает необходимость в идеологическом обосновании расхищения.
Расхитители ресурсов обычно связаны между собой. Во времена процветания государства вертикальные межуровневые связи возникают в обычном состоянии только между разноименными «специалистами» по расхищению ресурсов. Воры одного, областного, например, уровня были связаны «снизу» с удельными князьями районного масштаба, а «сверху» их прикрывали силовики республиканского и союзного уровня.
КПСС очень строго следила за тем, чтобы не формировались межуровневые группировки, состоящие из одних воров, одних бандитов-силовиков или — не дай бог — из удельных князей — партийных и советских бонз. Чем последние опасны, показал опыт Беловежских соглашений. Многие советские политические процессы были основаны на доказанных эпизодах формирования подобных межуровневых группировок. Нестабильные времена в значительной степени таковы, что при них возникают связи между одноименными расхитителями разных уровней, то есть формируются «преступные сообщества». Межуровневые образования, состоящие только из удельных князей, только из воров или только из бандитов, получают существенные конкурентные преимущества при распиле ресурсов. «Организованная преступность» — это союзы между разноуровневыми расхитителями государственных ресурсов.
В периоды депрессий расхитители ресурсов, ранее знавшие свое место и кравшие по чину, переходят к масштабной конвертации ресурсов в товары и деньги. Руководители регионов и региональные элиты (удельные князья) прикарманивают ресурсы, отраслевики «крысят» и «щучат», в зависимости от ситуации. Силовики поначалу «свинячат» (по принципу: «сам не гам и другому не дам»), а потом переходят к обычному гоп-стопу, мотивируя свои действия тем, что ограбить вора вовсе не западло. Следствием этого становится рост преступности, так как новые распорядители ресурсов гораздо более жестко, чем государство, преследуют за нарушение порядка их использования.
Мифологема социальной стабильности как форма легитимации расхищения ресурсов
Расхитители становятся главными героями эпох депрессий, растаскивая государственные ресурсы в свои личные или корпоративные заначки. Они формируют уменьшенные подобия ресурсного государства — олигархаты, представляющие собой социалистическое государство в миниатюре, с его вертикалями и горизонталями власти, потоками ресурсов и со своими расхитителями: внутрикорпоративными ворами, бандитами и удельными князьями.
Олигархаты формируются по отраслевому и региональному принципу, наследуя советской структуре организации управления ресурсными потоками. Хорошо известны нефтегазовые, металлургические и химические олигархаты федерального масштаба. Субъекты федерации после изменения процедуры выборов губернаторов постепенно превращаются в региональные олигархаты. Практически в каждом административном районе и каждом городе есть свои олигархи, без санкции которых невозможно распределение ресурсов.
Однако есть неразрешимое противоречие между формами распоряжения ресурсами и складывающейся практикой огосударствления ресурсопользования. Обладающие финансовыми ресурсами, властные и распоряжающиеся сырьем граждане понимают, что если концентрация ресурсов государством продолжится, то они неизбежно подпадут под социалистические регулирующие мероприятия, чистки и репрессии. Прежде всего, потому, что их богатство сформировано на основе похищенных у государства ресурсов. Вопрос о том, как остаться богатыми и сохранить свободу, служит предметом бесконечных дискуссий внутри элиты нашего общества. Богатые всевозможными способами пытаются конвертировать часть своего богатства во властные статусы, в надежде на то, что принадлежность к новой номенклатуре или членство в очередной «партии власти» защитит их от неизбежных репрессий. Но опыт показывает, что трансформировать уворованные ресурсы в собственность и капитал весьма непросто.
Вложения в отечественные землю и недвижимость уже не гарантируют сохранности ранее уведенных у государства ресурсов и не дают возможности для конверсии их в реальные капиталы. Активная часть населения осознала, что любое частное распоряжение ресурсами в нашем государстве эфемерно. Люди всеми способами выводят собранное в эпоху приватизации за границы государства. Как говорят, нет предпринимателя с капиталом более 10 миллионов «у.е.», который бы не обзавелся иностранным гражданством и недвижимостью за рубежом. Экспорт ресурсов, конвертированных в товары и деньги, из сел в города, из городов в столицы, из столиц за границы стал постоянным занятием социалистических предпринимателей. Перемещения присвоенных ресурсов, по мнению агентов этих процессов, уменьшают риски, связанные с возможностью новой их мобилизации государством.
Озабочены не только богатые и властные. Расхищенное у государства за 15 лет трансформировалось в ресурсы десятков миллионов людей, которые не намерены их отдавать обратно. И попытки «наведения порядка» в этой нише вызовут неизбежное сопротивление. Многим людям есть что терять. «Кулацкие восстания» начала 20-х годов показывают, что бывает в таких случаях.
Власть озабочена тем, чтобы обеспечить преемственность в распоряжении ресурсами. Отсутствие преемственности чревато для тех, кто «в процессе», известными всем рисками, в том числе потерей богатства и статуса. Власть стремится удерживать «социальную стабильность», то есть зафиксировать и легализовать финансовые ресурсы, распоряжение сырьем и принадлежность к властной группе за теми функционерами государства, которые «заслуживают доверия». «Дачная амнистия» и принятие закона о наследовании, отменяющего налоги при передаче собственности наследникам, — лишь часть шагов в этом направлении.
Возможно, уже близко время, когда государство скажет, что все нажитое не суть важно каким путем, остается у владельца, но впредь распределение ресурсов будет осуществляться справедливо, то есть так, как сочтет нужным государство. Для этого нужна идеологическая оболочка, позволившая бы социально близким людям легализовать их право распоряжаться присвоенными ресурсами и, в то же время, ввести основания для мобилизации ресурсов, которыми сейчас распоряжаются социально не близкие граждане.
Мировая экономика и ресурсная организация государства
В ходе депрессии, одним из этапов которой был распад СССР, в России сформировалась особая реальность, опосредующая отношения между ресурсной организацией государства, оставшейся в наследство от СССР, и мировой экономикой. Внешние наблюдатели не без оснований считают Россию страной с рыночной экономикой. И эта точка зрения отражает реальность — с точностью до конкретных инвестиционных действий, когда инвесторы сталкиваются с ресурсными стереотипами управления, административным рынком, сохранившимися распределительными механизмами социальной справедливости.
Упорядочение использования ресурсов в постсоветских государствах при желании можно сравнивать с процессами выхода из экономических депрессий в обычной экономике. Сходство позволяет наблюдателям с реформистским умонастроением говорить применительно к российской реальности о темпах экономического роста, ВВП и прочих экономических индикаторах. Однако похожесть остается похожестью. Нынешнее восстановление народного хозяйства вряд ли имеет полные аналоги в обычных экономиках. Подъем в ресурсной организации государственной жизни происходит в основном потому, что государство начало концентрировать ресурсы и планировать их распределение, а вовсе не благодаря мифической рыночной экономике[17]. Не случайно внешние инвестиции в страну сейчас принимают формы, аналогичные тем, которые использовались в конце 20-х годов XX века, — импорт производств, технологий, идей по организации производства. Тогда СССР переживал подъем после масштабной депрессии ресурсной организации государства, приведшей, в частности, к распаду Российской империи. Похожий подъем сейчас происходит в России. Известно, чему предшествовал «экономический рост» в СССР в конце 20-х годов: 30-м годам с их коллективизацией, индустриализацией и репрессиями.
