Но Лорд и ухом не повел.
— Да пошел вон!!! — отодвигая его коленом, с досадой проворчал Зимин.
Дог стоял, как тень.
Обычно, уходя на охоту, Зимин загадывал: «Если никто не окликнет, не спросит, куда, не перейдет дорогу, будет удача». А тут на пути стоял пес, и это взбесило охотника..
— Бестолочь тупорылая! — ругнулся он и дернул собаку за ошейник. Но у него не хватило силы оттащить этого теленка от двери. И тогда он пнул его. Лорд молниеносно развернулся и только резкий вскрик: «Фу!» — остановил разъяренную собаку.
Вислые губы дога нервно тряслись, по широкому лбу волнами катились морщины. На пол обильно капала слюна. Мгновение он смотрел налитыми кровью глазами, словно решая, съесть человека или повременить. Потом медленно, очень медленно повернулся и, тяжело ступая, пошел к подстилке.
Страшная собака. Страшная и непонятная.
Мысль о доге не покидала Зимина на всем пути до заветного озерка. Делая наспех шалаш, он все еще переваривал случившееся. И даже в чуткой предутренней дреме ему виделся настырный и злобный пес.
Рассвет пришел с первым посвистом крыльев прилетевшего табунка. Из шалаша хорошо просматривалась темно-мраморная гладь озера, но уток на нем не было.
Горячий чай в термосе и бутерброд с колбасой оказались кстати. Найда получила свою порцию. В углу шалаша зашелестела трава. Зимин оглянулся, поймал бусинки глаз симпатичной полевки, подбросил ей корочку хлеба.
Где-то прокричал куропач, но его заглушил стук крыльев и всплеск воды. Утки плюхнулись в заводь. Они замерли, вытянув шеи, настороженно осматриваясь, готовые снова взмыть в небо. Вокруг было тихо. Птицы зашевелились, начали ощупывать перышки, прихорашиваться. И вот они уже плывут, ныряют, перекликаются. Это чернеть. Таких Зимин не брал.
Он бесшумно покинул шалаш, побрел по болотистой низине и почти сразу из-под ног взлетел селезень-крякаш. Зимин вздрогнул от неожиданности.
Ружье вскинулось, стволы, описав дугу, замерли, грянул выстрел.
Найда, ломясь через осоку, начала поиск, но Зимин видел, как улетает яркий тяжелый селезень.
«Смазал. Со мной такое бывает редко, — подумал огорченный и вспомнил дога. — Предрассудки, однако факт».
Вернулась Найда и уставилась, будто спрашивая: «Что ж ты, мазила. Где утка?»
Дальше Зимин шел осторожно. Ружье на руке, палец на спуске. Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп… И вдруг — фыр-р. Но это всего-навсего куличок.
— До чего шумно взлетает длинноногий. Тьфу! Переполошил.
Зимин взял ружье на ремень, закурил, а из-под ног — фью-у-у…
— Эх, черт! Крякаш… Не вовремя…
И снова Найда смотрит недоуменно, с укором. Настроение дрянь, надо возвращаться.
Солнце еще поднималось к зениту, а Зимин уже открывал дверь своего дома.
Лорд встретил его молчаливо, выжидающе.
— Эх ты, чучело, испортил мне всю охоту. Ладно уж. В следующий раз пойдем вместе. Возьму тебя в горы за куропатками. Разомнешься, побегаешь.
… Утренние косые лучи сентябрьского солнца тронули гладкую золотистую шерсть Лорда. Он встал, потянулся, смачно зевнул, выгнулся и еще раз зевнул.
— Ну, лодырь. Ну, лоботряс. Обломов! Чувствуешь, что возьму! И как это вы, собаки, предугадываете намерения? — Зимин собирался и приговаривал, а Лорд степенно прохаживался по комнате, искоса поглядывая на дверь.
День начинался чудесно. Белый дымок вулкана струйкой уходил ввысь. Это предвещало хорошую погоду. Зимин шел не спеша по улице поселка. Найда забегала вперед, возвращалась, рыскала по сторонам, описывала круги. Неистощимая энергия выпирала из всех ее четырех лап. А Лорд держался строго у ноги.
Поселковые псы лаяли до хрипоты, сопровождая Лорда за околицу. Они чуть ли не кусали его за пятки. Но дог вел себя так, будто этих мосек не было. Однако Зимин заметил в его глазах затаенный злой огонек.
Лысая сопка — это большое брусничное поле на вершине горы, окруженное зарослями вечнозеленого кедрового стланика. Зимин любил это ягодное место, свой полуостров, природу Севера. «Зря Камчатку называют скупой, — думал он, — уж если она что дает, то в изобилии».
Лорд широко раздувал ноздри, вынюхивал что-то в зелени. Губы его отвисли, напоминая тесто, стекающее через край кастрюли.
— Эх ты, горожанин! Все-то тебе здесь в диковинку. Вот Найда уже скрылась в кустах. Давай-ка и мы продираться.
До ближайшего овражка, где водились куропатки, оставалось не более километра. Заросли оказались настолько густыми, что продвигаться по прямой было невозможно. Зимин шел медленно, то перелезая через ветви, то ныряя под них. Лорд карабкался за ним, тяжело дыша, с языка его стекали капли пота. Казалось, этому пути не будет конца, но вдруг открылась черная тропа, звериная, утоптанная, как шоссейная дорога. Начиналась она где-то в горах, шла под зарослями кедрача и кончалась на берегу моря. Берег в этом месте отвесный, скалистый, и если уж медведи нашли спуск, то будут ходить только этим путем годами, не изменяя маршрута. Такая тропа опасна. С нее не свернешь.
Лорд принюхивался к следам, ничуть не волнуясь, будто по этой тропе не медведи ходят, а скачут зайцы.
— Ну, брат… Да ты совсем потерял нюх, а стоило бы поджать хвост. Медведь — это тебе не деревенская шавка, — пожурил Зимин Лорда, прислонил ружье к ветке лапника, открыл патронташ, хотел достать жакан.
Вдруг Найда, до этого момента плутавшая где-то, дала голос. По тону, по манере лаять Зимин сразу определил, что собака взяла зверя. Только перезарядить ружье Зимин не успел. Медведь внезапно выскочил из кустов, будто вырос из-под земли. Он поднялся в рост не более чем в трех шагах от человека и стоял застывшей глыбой, а Найда хватала его за «штаны», сопровождая укусы истеричным лаем. Зверь не обращал на нее внимания. Он смотрел Зимину в глаза, что случается редко. Это был вызов.
Ружье стояло рядом, заряженное дробью, и при всей своей резвости Зимин не успел поднять его. Стоило нагнуться, и медведь насел бы. Зверю некуда было отступать, как и человеку. Зимин лихорадочно искал выход из положения и сжимал рукоятку ножа, висевшего на поясе. Это длилось мгновение. Медведь взревел.
И вдруг гибкое сильное тело дога взметнулось. Лорд грудь в грудь столкнулся со зверем.
Зимин схватил ружье. Патроны с дробью полетели в траву, два с жаканами плотно легли в патронник.
Треск ветвей, сопение и рык — все смешалось в отчаянной схватке, остервенелой, беспощадной и дикой.
А Зимин стоял, поводя стволами, и не мог выстрелить без риска попасть в собаку. Но вот живой клубок шерсти, земли и крови стал расти. Медведь поднимался. Он лапой
