потому что те пятеро, пропавшие без вести, тоже, несомненно, покончили жизнь самоубийством. В океане. Или в болоте. Или в раструбе какого-нибудь стационарного производственного распылителя. Или в жерле вулкана. Пятнадцать из двадцати трех… И это только самые первые данные, первые цветочки. Такая вот статистика. Проморгали. Прохлопали. Никому и в голову не приходило поинтересоваться дальнейшей судьбой фронтирщиков, сопоставить данные… И если бы не тот разговорчивый таксист из Четвертого Рима…
– С-специалисты… – процедил Лешко и остановился у стола. – Валентин, продолжай собирать информацию и все данные сразу передавай на Серебристый Лебедь, в полицейский департамент. Пусть немедленно убирают людей с фронтира! Для всех миров, где проживают бывшие фронтирщики: установить за ними постоянное наблюдение, глаз с них не спускать!
Он с минуту стоял неподвижно, глядя в хмурое небо за окном; никакого следа не осталось в небе от летнего солнца, и птицы не веселились в нем, и разлетелись кто куда…
– Специалисты… – с горечью повторил он и вновь принялся бродить по кабинету, покусывая губы.
– Еще была поставлена задача выяснить жизненный путь Лайоша Ласло Красимиры Ковача, – напомнил биокомп.
– Да-да! – встрепенулся Лешко и сел прямо на стол. – Давай, Валентин, выкладывай, радуй дальше.
– Я не уверен, что мое предыдущее сообщение доставило вам радость, господин Лешко.
Лешко внезапно ощутил внутренний озноб. Ему показалось, что в словах Валентина есть что-то странное… Вернее, не в словах даже, а… в поведении… Да, именно в поведении…
«Господи, – смятенно подумал Лешко, – этого нам только не хватало! Если все они начнут ВЕСТИ себя… Если не пожелают больше выполнять наши задания, а будут делать то, что захочется им, именно им, а не нам… Подчинят себе все комп-сети… Повторится то же самое, что уже происходило когда-то… нет, не повторится… То, что может случиться, будет хуже, гораздо хуже… и, возможно, страшнее… Валентин и такие, как он, не простые машины… но и не люди. Иной разум… Господи, иной разум! Здесь, под боком, рядом, а не в иных мирах… И если он выйдет из-под контроля… Поставить в известность Совет, обязательно поставить в известность Совет! Это ведь…»
– Лайош Ласло Красимира Ковач последние восемь лет проживал в городе Илионе на Серебристом Лебеде. – Голос биокомпа прервал тревожные мысли офицера Унипола. – До этого в течение одиннадцати лет жил в загородной зоне Утопии, тоже на Серебристом Лебеде. Предыдущее место проживания – Феникс, четыре года. До этого – Гаруда, семь лет. Прибыл туда, согласно архивным данным, с Чайки, но в архивах Чайки нет никаких сведений о человеке с таким именем. И ни одна объемка не совпадает. Вероятнее всего, он жил там под другим именем, а потом сменил как имя, так и внешность. Выделены шестнадцать граждан, проживавших на Чайке в то время, каждый из которых мог быть тем, кого мы знаем как Лайоша Ласло Красимиру Ковача. Сведения о них еще не поступили. Это пока все.
– И вероятность того, что мы идем по следу именно Ковача, резко уменьшается, – уныло прокомментировал Лешко отчет биокомпа. – Ладно, Валентин, задание отменяется. Бесполезное это дело. Он двадцать раз мог поменять имя и внешность. Эта задачка нам не по зубам, так что не стоит мучиться.
– В полученной информации есть одно несоответствие, – сказал Валентин и сделал паузу.
– Какое? – безразлично спросил Лешко, покачивая ногой.
– Последняя объемка Ковача и объемка из архива Гаруды практически идентичны.
Лешко перестал качать ногой и замер, по-прежнему сидя на столе.
– Ковач девятнадцать лет прожил на Серебристом Лебеде, четыре года на Фениксе и семь лет на Гаруде, – напомнил биокомп. – Итого тридцать лет.
– Считать я тоже умею, – машинально пробормотал Лешко.
Он чувствовал себя так, словно только что неожиданно свалился в ледяную воду да к тому же еще и ударился головой обо что-то очень твердое…
Выходило, что тот, кто именовал себя Лайошем Ласло Красимирой Ковачем, ничуть не изменился внешне за последние тридцать лет. Как минимум за тридцать лет. А сколько всего их было, этих лет?.. Конечно, можно было бы попытаться объяснить ситуацию успехами пластического моделирования, но тридцать лет…
Лешко, не шевелясь, сидел на столе, и ему представлялось, как много веков назад, в давние времена, рыжеволосый узколицый шестидесятипятилетний мужчина подписывает некий договор. Договор с Врагом. Враг не мог вернуть мужчине молодость, но в силах был оставить его в одном и том же возрасте. До поры. До истечения срока действия договора… И значит, Леонардо Грег был прав.
Лешко передернул плечами, соскочил со стола и вновь начал ходить по кабинету, на этот раз быстро, с резкими поворотами у стены и окна.
«Вздор! – думал он. – Все это вздор, чепуха и бред! Этого просто не может быть; если и есть что-то потустороннее, оно никогда не вмешивается в нашу жизнь, не лезет в наш мир, потому что находится именно по ту сторону. Наши миры не пересекаются и даже не соприкасаются, они существуют в разных, совершенно разных измерениях… Какой Враг, какой договор?! Нужно искать какое-то другое, более рациональное объяснение… если оно существует…»
– Валентин, ты сказал, что объемки практически идентичны, – обратился он к биокомпу, остановившись посреди кабинета. – Значит, различие все-таки есть?
– Да. В те годы, на Гаруде, у Лайоша Ковача были более длинные волосы.
– Вот и все различия… – задумчиво сказал Лешко. – Какие по этому поводу есть предположения?
Возникла довольно долгая пауза, потом биокомп ответил:
– Никаких предположений у меня нет. Данный случай выходит за рамки моих представлений о физиологии человека. Кое-какие аналоги я обнаружил, но их очень мало. Все – из истории Земли.
Лешко поднял голову:
