Господни? — и где они сейчас, и что побудило их наводить чистоту — но сделали они, вероятно, единственно правильный шаг. Просто вымели метлой, всех подчистую, всех неразумных людей, отравивших собственный единственный и неповторимый мир…
Кто они, неведомые подметальщики? Длится их день миллионы лет — и чистыми становятся миры. Вновь придет человек — чтобы все повторить?.. Человек вернется на землю — когда?
Павел поднял голову.
— А ключ? Ключ от туннеля остался?
Наблюдатель удивленно посмотрел на него, и так странно было видеть удивление на отражении своего собственного лица! Павел сбивчиво пояснил:
— Страж открыл туннель ключом — а где теперь ключ? Ведь Стража нет. Туннель открыт?
— Мы можем вернуться? — торопливо добавила Джудит.
Лицо Наблюдателя стало серьезным.
— Туннель закрыт. Закрыты все туннели. Тот артефакт, который вы называете ключом, больше не существует. Программой не предусмотрено возвращение людей на Землю раньше срока. После вашего появления, вероятность которого даже не предполагалась, проведена коррекция программы. Внешние элементы наблюдения, то есть Стражи, владеющие пятью остальными ключами, смогут открыть туннель только в срок, определенный программой.
— Значит, мы не сможем вернуться за другими? — растерянно спросил Павел.
— Именно так. Туннели откроются только в срок, определенный программой.
— Но когда, когда наступит этот срок? — Павел вскочил и оказался лицом к лицу со своим невозмутимым двойником. — Контрольное устройство, программа знает этот срок?
— Момент контакта внешних элементов наблюдения с остальной системой заложен в программу, но станет известен только при его наступлении.
— Понятно, — с горечью сказал Павел. — Другими словами, неизвестно, через сколько лет…
— Именно так.
«Совсем как начало сезона дождей», — обреченно подумал Павел. Раз в год под вечер наползают из-за Иордана тяжелые черные тучи, всегда появляясь со стороны геннисаретского озера, и растекаются по небу, и тащат за собой ночь. И два, и три, и четыре дня может быть затянутым небо, но земля еще остается сухой, и непонятно, когда же начнется долгий, долгий дождь. И только когда на обращенное к небу лицо упадет первая капля, и только когда зашуршит по деревьям, и застучит по крышам, и защелкает по капоту автомобиля во дворе, и забулькает в бочке с водой — станет, наконец понятно: начался сезон дождей.
Горько, горько, горько было на душе… Рушить преграды, лезть напролом, прощаться с жизнью — и в результате оказаться в одиночестве на долгожданной Земле. Сколько бродить им, одиноким, вырвавшимся из клеток, по пустым городам? До смерти? А как будет жить оставшийся в живых, и кто похоронит его?
«Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Выходит, ты прав, Проповедник? Вот появились вновь на Земле Адам и Ева, такие же одинокие, как те, самые первые люди, но кто расскажет о них, Павле и Джудит, пришедших на безлюдную Землю?.. И первым ли был Адам? Может быть, подобное уже было в веках, прошедших до того, как Господь вдунул в лицо его дыхание жизни?
Закрыты в Эдеме… Навсегда закрыты в Эдеме. Ну почему за грехи предков всегда приходится расплачиваться потомкам? Кто установил это несправедливое страшное правило? Почему, почему они должны страдать по вине тех, кто был до них на земле? И почему — кто ответит? — почему те, ушедшие, жили только своим днем? Почему не думали о тех, кто придет позже? Кто уже пришел…
Не было ответа…
Не хотелось верить. Ни о чем не хотелось думать. Бледное лицо двойника маячило рядом — и Павел замахнулся. И не смог удержаться от бесполезного удара по воздуху.
— Не верю! Я открою туннель! — выкрикнул он в неподвижное бледное лицо напротив и схватил за руку печальную девушку. — Вот увидишь, я открою туннель!
Он быстро зашагал по плитам, и Джудит молча последовала за ним. Прежде чем вновь углубиться в полумрак спящего города-леса, Павел оглянулся. Наблюдатель застыл у ограды набережной и смотрел им вслед. С сожалением?..
…В высокой траве, уже загладившей их утренние следы, лежали два плаща. Над холмом тараторили птицы, будоража пронизанный солнцем, но все же прохладный воздух. Холм казался самым обыкновенным, он молчаливо возвышался над деревьями, словно и ведать не ведал о каких-то туннелях, соединяющих миры.
— Ну, держись!..
Павел чувствовал, как копится, собирается сила, как разгоняет мрак пронзительное солнышко.
«Откройся! Откройся! Откройся!..»
Девушка смотрела на него со страхом и мольбой, и он неустанно посылал и посылал мысленные приказы — но холм ничуть не менялся, и все так же качалась под ветром желтеющая трава.
— Нам не вернуться, Джуди, — с отчаянием сказал он, вытирая горячий пот, разъедающий глаза. — Мы ничем не сможем им помочь. Я бессилен, понимаешь? Бессилен!..
И опять горечь, всепоглощающая горечь хлынула в сердце, и с ненавистью взглянул он на созданный бездумными предками дряхлый город, застывший под небом бесполезным нагромождением старых домов. Его ненависть ураганом промчалась над деревьями — и деревья падали, заставляя пестрым облаком упорхнуть в небо перепуганных птиц, его ненависть вгрызлась в равнину — и прочертили землю глубокие борозды, обнажая переплетения бурых корней, его ненависть обрушилась на серые здания — и рухнули старые стены, и клубящееся облако пыли встало на месте города и затмило солнце. Крик Джудит, ее расширенные от ужаса глаза, ее горячие руки, хватающие его за шею, пригибающие к земле… Грохот, треск… Слабее… слабее… Тишина…
Он обессиленно упал в траву и почувствовал, что превращается в облако серой пыли…
…И были какие-то долгие-долгие видения, проступали туманные бледные лица с глазами, переполненными печалью, и чьи-то руки неуверенно простирались к невидимому небу и бессильно опускались, пропадали в унылой мгле. Накатывался волнами печальный гул, то усиливаясь, то растворяясь в безмолвии. Стелилась над пустынным серым пространством унылая мгла, и холодом веяло от нее, холодом и безысходностью. Это длилось вечно…
Он рванулся, закричал, пытаясь выбраться из холодной мглы, — и вдруг почувствовал теплое прикосновение. Теплые руки обняли его, и возникло встревоженное лицо девушки, и длинные золотистые волосы щекотали его губы.
Он бережно и крепко прижал к себе Джудит — и печальный сон улетучился, исчез в утреннем воздухе. Занималось очередное чистое тихое утро и парили в небе розовые облака, и что-то серебрилось на траве под бледным солнцем. Утро было холодным, и близилось время зимы.
Они стояли на вершине холма, и печальное утро обтекало их, наливаясь светом, заполняясь проснувшимся ветром. Вокруг простирался Эдемский сад, и пусто, пусто было в саду, и не было Господа Бога — только холодное чистое небо, залечившее раны свои и давно забывшее тех, кто жил здесь когда-то.
Павел обвел взглядом деревья, поверженные его бессмысленным яростным порывом.
«Я должен вернуть людей. Я должен открыть туннель. Я должен вновь встретиться с Наблюдателем и разузнать все-все о контрольном устройстве, и открыть, обязательно открыть туннель. Постараться вернуть людям Землю…»
Он выпрямился навстречу ветру. Девушка с надеждой смотрела на него.
— Что будем делать, милый?
— Будем жить.
— Будем жить… — повторила Джудит и неуверенно улыбнулась.
Холодный ветер с разбега бросался на холм и шуршал, шуршал сухими листьями, и серая птица металась над ворохом сломанных ветвей и жалобно кричала, словно оплакивала гнездо, уничтоженное человеком, который вновь, после многих-многих лет, появился на Земле.
