четко доложил он.
Чуть заметно улыбнувшись, Кудасов нажал рычажок на пульте, и из-под пятого вагона выдвинулись шесть громадных лап гидравлических домкратов.
– Шульгин и Петров, проверить опоры домкратов!
Свободным от дежурства операторам не удалось остаться зрителями. Схватив рации, офицеры бросились в тамбур, выхватили из специальных зажимов по лому, отдраили наружную дверь и выскочили наружу. Все шесть лап должны надежно упереться в землю, а они обязаны этому помочь. На этот раз много работать не пришлось: только в одном месте круглая опора неловко легла на край насыпи, Петров поддел ее ломом и как рычагом поставил в более удобное положение.
– Опоры в норме! – доложил по рации Шульгин.
Кудасов нажал кнопку гидравлики. Лапы сильно уперлись в землю, принимая на себя тяжесть боевого вагона и находящейся в нем ракеты. Рессоры немного распрямились, пятый вагон приподнялся на несколько сантиметров, специальные шарнирные соединения переходов изменили угол наклона.
– Вес на домкратах! – подтвердил Петров.
– Проследите сброс крыши! – скомандовал Кудасов и нажал следующую кнопку.
Старший лейтенант уже вошел в роль. Ефимов, Белов и Сомов отмечали, что он держится уверенно, а что еще более важно – все делает правильно. Сомов держал в руках хронометр и следил, укладывается ли новичок в норматив. Пока он шел с опережением графика.
Снаружи раздался треск, крыша пятого вагона сдвинулась с места и начала приподниматься. С одной стороны она поднималась выше, чем с другой, и в конце концов со звоном упала на насыпь и скатилась вниз, словно огромные салазки.
– Крыша сброшена! – доложил Шульгин.
– Отследить выход направляющей! – приказал Кудасов, поворачивая тумблер в красном секторе пульта.
Из обескрышенного вагона стала подниматься толстенная стальная труба со сферической головкой. Через несколько минут она выпрямилась и нацелилась в зенит. Для случайного наблюдателя столь откровенная трансформация вагона обычного с виду поезда оказалась бы столь же шокирующей и циничной, как зрелище высунутого из ширинки в общественном месте полового члена. Но случайных наблюдателей не было на сто километров в округе.
– Направляющая вышла и заняла стартовое положение! – отрапортовал в очередной раз Шульгин.
– В укрытие! – приказал Кудасов.
Укрытием считался сам БЖРК. По многократным конструкторским расчетам, огненная стрела стартующей «Молнии» оставалась в цилиндрическом контейнере и из него выбивалась вверх. На всякий случай крыша четвертого вагона была дополнительно покрыта тугоплавким жароотражающим сплавом. Шестой, технический вагон дополнительно не защищался, поскольку личного состава в нем не было.
Кудасов вывел на экран координаты БЖРК, координаты цели и все сопутствующие цифры поступивших вводных, быстро защелкал компьютерным калькулятором.
– Стартовая широта… стартовая долгота… широта точки попадания… долгота точки попадания, – тихо повторял он, как бы контролируя собственные действия.
Условия на трассе полета были, в целом, благоприятными, поправок приходилось вводить немного. Сменяющиеся в уголке экрана цифры времени подгоняли дебютанта, он с трудом сдерживал позывы торопливости.
«Главное, ничего не забыть!» – билась в голове тревожная мысль.
Но он уже забыл. В череде жестко регламентированных по последовательности операций он забыл сбросить крышку контейнера-направляющей. Не особо искушенный во всех процедурах пуска Ефимов этого просто не заметил, майор Сомов еще меньше разбирался в сложностях запуска, операторы Половников и Козин тоже пропустили просчет. И только полковник Белов зафиксировал ошибку. Но промолчал.
Теоретически, запуск ракеты при закрытой крышке контейнера мог привести к обычному, неядерному – тепловому взрыву, с разрушением направляющей, а возможно и всего боевого вагона. Практически, такой исход исключался, потому что автоматика просто-напросто блокирует в подобном случае систему зажигания. В итоге – срыв запуска или нарушение нормативного времени. Здесь совершенно очевидно соотношение причины и следствия, на поверхности лежит вопрос о виновных, причем сама по себе ситуация не связана с угрозой для жизни и здоровья личного состава. Как говорится, о лучшем и мечтать нельзя! Полковник Белов с жадным любопытством наблюдал за действиями ненавистного ему старшего лейтенанта.
В вагоне царила непривычная тишина, слышалось только щелканье клавиатуры и монотонное бормотание Кудасова:
– Поправка на ветер – ноль один, на вращение Земли – ноль две сотых, гравитационный коэффициент – ноль ноль одна…
На пульте горели, мигали и меняли цвета зеленые, желтые и красные лампочки. Каждая что-то обозначала: степень готовности системы, исправность агрегата, правильность функционирования основных блоков, точность прохождения сигналов и т. д., и т. п. Всего более ста параметров. На учебно- тренировочных занятиях Александр успешно разбирался в этой мозаике, но сейчас мигающая красная лампочка в левом нижнем углу пульта сбивала его с толку. На этой стадии подготовки к запуску она не должна мигать. И не должна гореть зеленым цветом. Она должна быть выключенной! Почему она мигает, он не знал, да и времени думать об этом не было. Нормативные двадцать минут заканчивались: 18:30 угрожающе светилось на экране.
– Товарищ полковник! – позвал Кудасов. – Евгений Романович! Что за лампочка мигает? Вот здесь, красная…
Отказать в помощи ненавидимому сопляку при учебно-боевом запуске невозможно. Слишком многое поставлено на карту, личные счеты тут неуместны. Дать неправильный ответ рискованно: слишком много свидетелей. Белов сделал вид, что не расслышал.
– Ты ключ вставляй, ключ! – подсказал Ефимов. Он давно стоял рядом с пультом, держа стартовый ключ наизготовку.
– Ах, да…
Кудасов сорвал с шеи ключ запуска, вставил его в правое гнездо. Одновременно Ефимов воткнул свой в левое.
– Поворот! – скомандовал старший лейтенант и ключи синхронно повернулись.
Тут же со щелчком отскочила заглушка пусковой кнопки. Самой обычной кнопки, даже не красной, а черной, как на электрораспределительном щитке в авторемонтной мастерской. 18:55.
– Романыч, ты что, оглох?! – рявкнул Ефимов. – Что за лампочка мигает?!
– Какая лампочка? – Белов будто вышел из спячки. – Где, я же не вижу…
Он сделал вид, что направляется к пульту, но оператор Козин его опередил. Уже при первом вопросе он отстегнул страховочный ремень и прыгнул к пульт у, заглядывая Кудасову через плечо.
– Сброс крышки контейнера! – тонким голосом закричал он. – Быстро! Вот этот тумблер!
У него чесались руки самому сделать переключение, но это стало бы воинским преступлением.
Впрочем, Кудасов сориентировался быстро. Он щелкнул тумблером, захваты освободили сферическую крышку и она с грохотом упала в вагон. Лампочка погасла. 19:25.
– Пуск! – скомандовал Кудасов сам себе и нажал кнопку. Она поддалась очень легко, замыкая серебряные, чтобы не окислялись, контакты. Но ничего не произошло.
Кудасов похолодел. Неужели разомкнута цепь? Или неисправность системы зажигания? Не может быть! Контрольные лампочки свидетельствовали, что все в порядке…
Со стороны боевого вагона послышался нарастающий грохот. Включились стартовые двигатели, реактивная струя ударила из сопла, огонь бился в тесной трубе, рвался вверх, обтекая корпус ракеты, но «Молния» уже сдвинулась с места и стала медленно подниматься: на сантиметр, пять сантиметров, десять, двадцать, полметра, метр… Зеленый обтекатель боевой части неспешно выглянул из окутанной дымом трубы, но подъемная сила нарастала, и скорость подъема увеличивалась: уже через секунду покрытое копотью зеленое тело «Молнии» поднялось на огненном хвосте из направляющего контейнера и по изогнутой траектории помчалось вверх. Оглушительный прерывистый гром, словно грохот гигантского отбойного молотка, ударил по ушам бойцов оцепления и, несколько приглушенный, ворвался в каюты и
