словами, он был гением компромата.
Когда-то Рыбачек служил в КГБ Украины и занимался проверкой идеологической чистоты советских и партийных чиновников. И именно в те времена крепко набил руку на сборе информации о тайных грехах мелких, средних, а бывало и крупных руководителей. В те времена обладатели компромата имели немного вариантов его использования. Идиоты посылали в местную газету. Просто глупые — передавали в Москву. Умные — тихо уничтожали. Хитрые — несли в Контору. Дальновидные — прятали и хранили: на всякий случай…
А Панас Родионович был очень дальновидным. Поскольку и из газеты, и из Москвы, и из приемной КГБ компромат передавали лейтенанту Рыбачеку, он тщательно изучал его, отбирал наиболее ценный, просеивал сквозь фильтры логики, сопоставлял с заведомо точной информацией и составлял аналитическую справку для руководства. А то, что не шло в дальнейшую работу, копировал и закладывал на длительное хранение в старинный секретер, который стоял у бабушки Полины в спальне. С одной стороны, массивный, из красного дерева, со множеством запирающихся ящичков, шкаф очень подходил для такой цели, а с другой — «в случае чего» делать обыск у живущей отдельно старой большевички никто бы не догадался…
Когда «Союз нерушимый республик свободных» развалился на куски, а герои компромата, по непостижимой логике нового времени, стали крупными руководителями, богатыми бизнесменами и влиятельными политиками, благожелательный, вежливый и обходительный Рыбачек выступил как истинный доброжелатель каждого. Он умел мягко работать с людьми, поэтому никто не воспринимал его как шантажиста, а исключительно как искреннего доброжелателя. Так, не очень сильно напрягаясь, Панас влился в новую «самостийную» жизнь, возглавив идеологический отдел президентской администрации, а потом и предвыборный штаб Президента Тучки. Он был деловит, точен, изобретателен и никогда не беспокоил начальника по пустякам. Поэтому, когда референт докладывал Константину Марковичу, что в приемной дожидается Панас Родионович, тот никогда не заставлял его долго ждать.
Так произошло и сейчас — Тучка принял руководителя предвыборного штаба немедленно.
— Ну, что накопал на этого выскочку? — не здороваясь, начал Президент. — Хищения выборных средств, подкуп влиятельных политиков, подачки избирателям? Это у всех есть, как козюли в носу…
Война компроматов вспыхивает в самый острый момент избирательной кампании, поэтому сейчас все верные Тучке структуры, каждая по своим каналам, перетряхивали всю подноготную Фокина, но пока заметных результатов никто не добился.
Панас Родионович с достоинством подошел к огромному полированному столу и замер по стойке «смирно», зажав под мышкой тонкую бордовую папку. У него была классическая фигура номенклатурного работника: узкие плечи, практически отсутствующая шея, округлый животик, расширяющаяся книзу головогрудь переходила в широкие бедра. Стойка выходила неуставная: из-за жировых отложений ноги не сдвигались и поношенные штиблеты оставались на ширине плеч. Из-под коротких брюк выглядывали серые носки, не соответствующие тону черного, изрядно выношенного и давно не знавшего утюга костюма. Впрочем, и норовящий свернуться в трубочку полосатый сине-красный галстук костюму не соответствовал. И объяснялось это не столько дремучестью Панаса Родионовича, сколько его профессиональной хитростью и расчетливостью: костюм — всего-навсего чиновничья униформа, рабочая одежда, как комбинезон сантехника. Да и сам он — не почетный гость на балу английской королевы, а всего-навсего скромный труженик президентского аппарата, думающий не о цвете носков, а исключительно о работе.
— Так что, нашел козюли? — придуманный образ Тучке явно понравился, и он широко улыбнулся.
— Тут не козюли, Константин Маркович, — вошедший раскрыл папку. — Тут гора навоза по родительской линии… Разрешите докладывать?
— Давай, давай. — Тучка перестал улыбаться и напряженно наклонился вперед, навалившись грудью на стол.
Панас Родионович заглянул в справку, хотя знал ее содержание наизусть. Но слова, прочитанные с документа, звучат более весомо, чем просто слова.
— Мать кандидата в Президенты — Мария Тарасовна, 1945 года рождения, в девичестве Зозуля. В 1967 году, работая фрезеровщицей на заводе «Киевстальконструкция», вышла замуж за инженера Федора Фокина и взяла его фамилию…
Панас Родионович замолчал, многозначительно поднял глаза на Тучку и чуть заметно улыбнулся.
— Ну и что? — раздраженно сказал Президент. — Это и так все знают! И из биографии претендента, и из его предвыборных листовок! Мол, «родился в простой рабочей семье»… И что с того? Чего ты зубы скалишь?!
— Извините, Константин Маркович! — Лицо докладчика тут же приняло официально-озабоченный вид. — Просто на заводе Мария Тарасовна работала с 1963 года под фамилией первого мужа — Проховыч! И имела сына Ивана Проховыча 1962 года рождения! В 1968 году Федор Фокин усыновил мальчика, дал ему свою фамилию! Так что настоящая фамилия претендента — Иван Николаевич Проховыч!! А не Иван Федорович Фокин!!!
Торжество в голосе Рыбачека нарастало, как нарастает музыка в финальных кадрах запутанного фильма, когда все секреты раскрываются и тайное становится явным.
— Ну, усыновил. Ну, фамилию и отчество изменил. Ну, пусть и год рождения подчистил. И что с того? В чем тут навоз?! — Тучка разочарованно откинулся на спинку кресла, провел рукой по лицу, как человек, переживший очередное разочарование. У него были мешки под глазами и красные белки — видно, плохо спал последнее время.
— В том, что Микола Проховыч — настоящий отец кандидата в Президенты — бандеровец, «лесной брат», судимый за бандитизм и отсидевший в тюрьме много лет!
Докладчик скромно замолчал, давая Константину Марковичу осмыслить услышанное. В просторном кабинете наступила мертвая тишина. Тучка потряс головой и снова навалился грудью на стол. Заинтересованность стерла с лица усталость и даже возраст — казалось, он на глазах помолодел.
— Как бандеровец? Это что, можно доказать? Он же, небось, все документы уничтожил?
— Кое-что уничтожил, — кивнул Панас Родионович. — Но весь компромат уничтожить невозможно. Вот он у меня где!
Рыбачек потряс папкой.
— Заявление Марии Тарасовны Проховыч о приеме сына — Ивана Проховыча в заводские ясли, приказы о премировании, потом заявление о перемене фамилии, выписка из лицевого счета… Я тут с десяток таких бумаженций собрал!
— Молодец, Панас! Ай да молодец! Действительно, целую кучу говна раскопал! Вот тут этому выскочке и п….ц придет! — Тучка вскочил из-за стола, нервно пробежался к окну, выглянул, вернулся обратно, возбужденно потер руки. Сейчас он выглядел не как Президент самостийной и незалежной державы, а как обычный мужик, который вдруг, нежданно-негаданно, сорвал крупный куш в лотерею. Но такое впечатление продержалось недолго.
— Только подработать надо все тщательно! — Константин Маркович одернул пиджак, поправил галстук и сел на свое место. Теперь лицо у него было вновь значительным и бесстрастным. «Обычный мужик» исчез. Перед гением компромата вновь сидел Президент страны.
— Не расслабляйтесь, Панас Родионович, — веско произнес он, и Рыбачек сразу сник, почувствовал себя виноватым: недоработал чего-то, что-то упустил…
— Фокин — еще та устрица, — продолжил Тучка. — И в его штабе тоже не дураки сидят! Они от всего откажутся, поднимут крик про провокацию, клевету… Где этот Проховыч? Кто его видел? Может, он давно на том свете? И потом, кто там разберется, с его давней судимостью?
— Разберемся, Константин Маркович, не сомневайтесь, — пробубнил Рыбачек и вновь полез в свою папку, зашелестел бумагами.
— Вот газетка «Луганский комсомолец», от двадцатого октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года, — он достал пожелтевший лист, развернул. — В ней статья: «Горькие ягоды лесной молодости». Мол, мятущийся мальчик, по недомыслию, помогал бандеровцам, был сурово наказан за детские ошибки, срок отбыл полностью, а ему до сих пор пенсию не платят. А вот и портрет героя…
Рыбачек осторожно положил газету на стол Президента. Тучка заинтересованно придвинул ее к себе.
