переглядывались и качали головами. Так продолжалось несколько минут.
— Они никогда не слышали про Америку и президента Буша, — изумленно повернулся к Маккойну Ахмед. — И про Ирак тоже. Они ничего не знают про войну. И кто такой Саддам Хусейн они тоже не знают!
— Что за чушь! — рыкнул Маккойн, сдвигая брови. — Если не перестанут валять дурака, я их расстреляю!
Длинномордый старик как-то странно засуетился, потрясая своей вытянутой рукой, и повернувшись, что-то приказал одному из своих спутников. Тот сразу достал из-за спины висящий на шнурке сверток и передал ему. Глядя в глаза Мако, старик осторожно, со значением, развернул белую ткань. Под ней оказалась кривая сабля, в сверкающих на солнце золотых ножнах, усыпанных камнями, переливающимися всеми цветами радуги. Старик бережно протянул саблю капитану и произнес короткую речь.
Ахмед нахмурился и что-то переспросил. Старик лишь молча сверкнул на него глазами.
— Этого человека зовут Бен-Барух, он говорит, что пришел с пустыми руками, то есть безоружным, но… — Ахмед мучительно подбирал слова. — Но его повелитель, как я понял… да, повелитель Аль-Хасан готов наполнить твои руки богатыми дарами… — Ахмед искоса посмотрел на саблю и добавил: — И этот меч, как я правильно понимать, он ваш. Это и есть богатый дар…
— Мне нужны документы, а не меч, — повторил Мако, и машинально положил руку на кобуру. — Повторяю: всем предъявить документы!!
Распознав угрозу, арабы загалдели, будто обсуждая непостижимую суть требований незнакомца, и для доходчивости помогая себе жестами. Старик прикрикнул на них, вроде как призвал к порядку. Ахмед прислушался и негромко сказал капитану:
— Да нет у них никакой документ, сразу ж видно. Они дикий какой-то. Я его язык даже плохо понимать, начальник, странный наречий, может, это горцы… И черный, как чурбан. В наших краях такой не водится. Может, армяне или курды с северный нагорье… От них точно ничего не добьешься. — Переводчик доверительно наклонил голову и понизил голос. — Только лучше, чтобы вы приняли подарок, — Ахмед незаметно кивнул на старика, который с усилием держал тяжелую саблю на вытянутых руках и пялился на капитана с застывшей на лице улыбкой. — Иначе будет кровная обида. Горцев легко оскорбить, и, кто знает, чем это кончится…
Мако шагнул вперед, принял саблю и осторожно вытянул золотую, с камнями рукоятку. Из ножен показалась бело-голубая сталь с замысловатым дамасским узором.
Капитан плохо разбирался в старом оружии, точнее сказать, вообще не разбирался — любой клинок он рассматривал как средство для выполнения конкретной боевой задачи. И все-таки появилось ощущение, что он держит в руках очень ценную антикварную вещь, а не рядовую поделку из сувенирной лавки… Наверное, ему следовало поцеловать клинок, как это показывают в исторических фильмах. Но капитан не был обучен изысканным манерам, тем более что представлял себя со стороны и понимал: при морпеховском камуфляже «дезерт», каске, бронежилете, и «кольте» на поясе, он с этой штукой смотрится довольно комично. Поэтому он только слегка кивнул старику, изобразил благодарную улыбку и передал меч Андерсу.
Старик приободрился, разулыбался и разразился очередной речью. Его спутники снова загалдели, как бы поддерживая то, что он говорил.
Ахмед морщился, переводя взгляд с одного на другого.
— Чего они хотят? — спросил капитан.
— Они приглашают к своему повелителю, который готов принять нас как дорогих и почетных гостей…
Мако на миг задумался:
— Ладно. Тогда пусть ведут нас в крепость. Там разберемся. — И, вытянув руку, сделал жест, как будто похлопал снизу по попке раскачивающуюся на качелях мулатку.
Длинномордый Бен-Барух истолковал его правильно и, явно довольный, встал, поклонился, прижав правую руку к сердцу.
— Добро пожаловать в Аль-Баар! Мы все — ваши слуги!
Его спутники тоже поднялись с колен и повторили жест преданности и почтения. Вик Андерс невольно отметил про себя, что все они низкорослые и коренастые, точь-в-точь как те люди из вчерашнего раскопа, — самый высокий из всадников был на полголовы ниже Вика.
— Все, по машинам! — скомандовал Маккойн.
Всадники скакали впереди, будто показывая дорогу к воротам, при этом они возбужденно галдели и кричали что-то людям, стоявшим на крепостной стене. Со стены доносился ответный ор, вся эта нелепая массовка размахивала своими древними пиками и мечами, по выражениям смуглых бородатых лиц не понять было, то ли они радуются, то ли, наоборот, негодуют.
Санчес сидел в трясущемся грузовике мрачнее тучи, смотрел на все это и молча кипел. Он считал, что Маккойн поступает неправильно, что это ловушка, надо было схватить этих ряженых всадников, а еще лучше просто накрыть крепость огнем, пробить брешь между двумя башнями, войти туда в дыму и пламени, и тогда уже разговаривать, ведь коварные айраки понимают только язык силы…
Огромные кованые створки юго-западных ворот были гостеприимно распахнуты настежь, хотя на них также обнаружилась парочка трупов, висевших обыденно и непринужденно, точно хеллоуинские бумажные скелеты.
Механик-водитель Барт придавил педаль газа, дернул рычаги, «Абрамс» с ревом преодолел последнюю сотню метров и, оставляя позади клубы удушливого дыма, влетел в крепость, развернулся со скрежетом на правой гусенице, и замер прямо посередине просторной площади, нацелив пушку в шарахнувшуюся толпу напуганных местных жителей. Раздался стон ужаса, и странно одетые люди повалились на колени.
Но тут на площадь ворвались бронетранспортеры, «Хаммер», грузовик с солдатами и, наконец, огромный тупорылый заправщик, который с трудом прошел в ворота. Послышались свистки и крики сержантов, морпехи высыпали из машин с оружием наперевес и рассредоточились, окружив технику жестким, неприступным кольцом. Коленопреклоненная толпа с очередным стоном пала ниц.
Разгадка оказалась ужасна и до обидного проста: в центре площади на каменном помосте стоял огромный закопченный котел. Конечно же, медный. Под ним были разложены облитые смолой дрова и вязанки хвороста.
Вся площадь запружена людьми в странных одеждах — уборщик даже не представлял, что на свете бывает столько сумасшедших. Возможно, их собрали со всех желтых домов Европы, подумал он. Что-то вроде фестиваля. В передних рядах, на покрытых коврами креслах сидели психи в ярких одеждах, от которых в глазах рябило; у мужчин были холеные бороды, а у женщин лбы выбриты особенно тщательно и высоко. У тех и других головы окружали большие стоячие воротники. Уборщику показалось, что где-то в толпе мелькнул мясистый нос Простака и лисья мордочка Маттеуса, — тех самых типов из Котлена, которые схватили его в пещере…
Над толпой висел тяжелый запах пота, чеснока и старого пригоревшего масла, где-то тоскливо и нестройно вопили волынки. Что касается масла, то им палач смазывал внутренние стенки котла, орудуя длинной палкой с навернутой на конец паклей.
— Это чтобы ты не выскочил наружу, — словоохотливо пояснил он Клоду, когда того под улюлюканье толпы возвели на помост.
Палач был низкорослый, полный, в широком черном балахоне и такой же остроконечной маске с прорезями для глаз и рта. Из-под балахона виднелись нелепые обтягивающие ноги желтые штаны и туфли, похоже, деревянные. На шее висела толстая белая цепь с каким-то медальоном неправильной формы.
— Жар пойдет, кожа к меди пристанет, а когда такое случается, то каждый норовит снаружи оказаться. Оно и понятно… — Толстяк вздохнул и спросил вдруг: — Танцевать любишь?
Клод Фара молча смотрел на него мутными невидящими глазами. Сквозь пелену он рассмотрел, что медальон изображает пляшущие языки пламени.
— Вот сегодня натанцуешься вволю, — бурчал палач, продолжая растирать масло по стенам котла. — Ежели, конечно, обморок тебя не свалит. Только на медном костре обморока долго ждать придется, семь
