настоящей цели этого пикника.
Гальский и Тимохин думали, что они тоже в курсе дела: Сергеев хочет посмотреть нового сотрудника. Как ведет себя в неформальной обстановке, умеет ли пить, как держится после выпивки… Алкоголь снимает тормоза: враль, хвастун, болтун, задира обязательно проявит себя. Такая проверка многократно верней бумажных фильтров кадровых аппаратов. Потому к ней и прибегают, когда от надежности коллеги зависит собственная жизнь. Когда-нибудь ему расскажут об этом, и он беззлобно выругается. Но все подобное делается до зачисления новичка! А Попов уже полноправный сотрудник отдела особо тяжких… Очевидно, Сергеев решил составить о нем собственное мнение на всякий случай…
И только сам Валера Попов полагал, что выезд на рыбалку посвящен его недавнему поощрению, потому вопрос Наполеона его смутил, хотелось ответить что-то остроумное и отводящее внимание, но ничего подходящего в голову не приходило.
За него ответил Сергеев.
– Повод, товарищ полковник, серьезный. Валера работает у нас недавно, а уже получил поощрение в приказе. Потому предлагаю выпить за нашего молодого друга и пожелать ему такой же успешной службы в дальнейшем.
Тон майора был торжественным. Гальский и Тимохин решили, что они не ошиблись в своих предположениях. К такому же выводу пришел и Попов.
Все выпили и принялись хлебать обжигающую, неожиданно ароматную уху.
– Ну молодец, аксакал, – с набитым ртом похвалил Гальский. – На скорую руку да не из свежака… А если сазанчик попадется или там стерлядка…
Молчаливый Тимохин открыл вторую бутылку водки и снова налил по полстакана.
– За старейшего сотрудника МВД, нашего аксакала Ивана Алексеевича, – провозгласил Сергеев. – Дай Бог нам всем так пить водку в его возрасте!
– Спасибо, Сашенька, – польщенно, но с некоторым смущением сказал Ромов и, приветливо улыбаясь, чокнулся с каждым, после чего выпил содержимое своего стакана, как воду. Он действительно мог огреть литр белой и заметно не пьянел: только краснел нос да лысина покрывалась потом.
А лихо опрокидывающий стаканы Сергеев был трезвенником и, чтобы избежать упреков и неизбежных приставаний, добился больших успехов в подмене жидкостей.
– А скажи-ка мне, Валерочка, – ласково пропел Иван Алексеевич. – За что ты получил поощрение?
– Да так, – отмахнулся Попов. – Залез в бронежилете на шестой этаж.
«Торопится старикан, – подумал Сергеев. – С этим вопросом надо бы подождать…»
У костра наступила тишина. В приближавшейся вплотную темноте что-то шелестело и похрустывало.
– Сейчас хоть эти штуковины есть, какая-никакая, а защита. А у нас что? Только каска на голове, – печально заговорил Ромов. – Я сейчас знаете что вспоминаю? Костер вот этот, лес… Точно так мы тогда сидели у костерка, покушали, курим, греемся, мороз-то под сорок. Вдруг – трах! трах!
Ромов дважды взмахнул рукой.
– Мы за автоматы, автоматы у нас почти сразу были, это да, как дали из восьми стволов! И снова тишина, он один был…
– Фашист? – не утерпев, перебил Гальский.
– Дезертир, сволочь…
Багровые блики высвечивали лоб, нос и щеки Наполеона, вместо глаз обозначились темные провалы.
– Меньше минуты вся эта кутерьма, а у нас один – фамилию не помню, хороший мальчонка, в очках, студент, что ли… Лежит готовый! Э-э-эх!
Иван Алексеевич покрутил головой.
– Две пули в шинелку на груди вошли – маленькие такие дырочки… У того-то и было всего два патрона – вот они оба… Шинелка разве защитит. А костерок – как сейчас, может, чуть побольше… Давайте-ка, ребяточки, выпьем, чтоб войны не было…
Глухо ударились стаканы. Сергеев незаметно сжал руку Наполеона: мол, не тебя же вывезли на смотрины… Тот обиженно высвободился.
– Сейчас, ребяточки, вспоминаю все отчетливо так – все мысли, и волнение, и тревоги. А вот интересно, тебе, Валерочка, что запомнилось на шестом этаже этом?
«Ну старикан, – восхищенно подумал Сергеев. – Вот это подвел издалека… Артист!»
– Когда лез, боялся сорваться – железяка эта проклятая вниз тянула, – отстраненно произнес Попов. – Боялся, что он выглянет да влупит сверху: каски-то не было… Боялся, что до балкона не дотянусь, что дверь в квартиру заперта… Зашел – поспокойней стало: левой рукой лицо закрыл и крадусь на выстрелы. Заглянул в кухню, он обернулся, видно, почувствовал, глаза бешеные, оскалился, ствол свой поволок в мою сторону, да я-то уже наизготовке, как дал – и все!
– Неужто насмерть? – изумился Ромов.
Попов молча кивнул.
– Прокурор, наверно, тебя помучил! – посочувствовал Иван Алексеевич.
– Они дотошные, бумажные души! Небось спрашивал: почему в ногу не стрелял да в руку не ранил?
– Спрашивал, – подтвердил Попов. – Только там расчет другой шел, не тот, что в кабинете.
– Ну если б ты ему в плечо замочил, то тоже вывел из строя, – вмешался Сергеев. – Наверно, боялся
