цветы принес, — она говорила уже не так уверенно. — Вы еще чай заваривали, на стол собирали...
Я представил эту идиллическую картину и не смог удержаться от смеха.
— Ну а потом что, потом, зачем цветы, коньяк, чай? Кстати, он вам когда-нибудь дарил цветы? Нет? Я так и думал. Не похож Золотов на романтика!
— К нужным людям он знает как подойти...
Марочникова запнулась.
— Я-то ему зачем нужен? Чего он от меня хотел?
— Выпили, говорит, он просил к Маринке по-хорошему подойти, статью другую подобрать, неосторожность вроде бы.
— И я, конечно, согласился?
Она кивнула.
— Посоветовали адвоката, через которого все вопросы с Валеркой решать будете, и сказали, что Маринку скоро выпустите и статью замените.
Вот сволочь! А ведь действительно к тому идет.
— И когда это он у меня гостевал?
Марочникова, несомненно, ожидала другой реакции и сейчас выглядела несколько растерянной.
— Вчера вечером.
— Вынужден вас огорчить, с восемнадцати часов вчерашнего дня до восьми утра сегодняшнего я находился на дежурстве. И был лишен возможности заваривать чай для Золотова и толковать с ним по душам возле букета цветов за коньяком, икрой, конфетами. Кстати, и подписки у меня нет.
Марочникова молчала.
— Ваш приятель обычный враль и аферист. Меня удивляет, как легко вы поверили в то, что он наболтал.
— Как не верить? Он все может! Ну вот это разве справедливо? — запальчиво проговорила она. — Ничтожество, а как захочет, так и сделает! И слушают его все...
— Так уж и все?
— Пусть он наврал, что у вас был и обо всем договорился, но вы тоже сделаете, как он захочет!
— Неужели?
— Увидите!
Похоже, она действительно убеждена в могуществе Золотова.
— Он хоть и прохвост, но с головой. Потому и других ни в грош не ставит.
Марочникова опять, как после допроса, странновато посмотрела, как стрельнула глазами...
— Я вам нравлюсь?
— Гм... Ну... — Даже мой мгновенного действия компьютер не мог подобрать подходящего ответа.
— Ну вообще-то я ничего себе? Могу мужчине понравиться?
Она многозначительно улыбнулась.
— Наверняка, — галантно кивнул я.
— А для Золотова я только безделушка, которой можно хвастать перед другими так же, как часами! Ему самому безразлично, как выглядит женщина! Он так и говорит: «Мне все равно, пусть будет рожа овечья, ничего, прикроем!» Для него главное — тряпки, деньги... Если у какой-нибудь уродины двадцать платьев да все руки в кольцах, он ей будет все пятки лизать и каждое слово ловить. А мне: «Знай свое место!» Я для него не человек, а лошадь, даже стихи про это написал! Он ведь еще и великий поэт.
— Какие стихи?
— О, там тонкая издевка. Мол, кто он и кто я. Если найду, дам вам почитать.
Марочникова разволновалась не на шутку, лицо раскраснелось и приняло неожиданно злое выражение.
— А сам-то... Если бы вы знали, какое он ничтожество!
Она на секунду замолчала и устало махнула рукой.
— Ладно, не хочу сейчас об этом говорить...
— На допросе вы были настроены по-другому. И считали Золотова «нормальным парнем».
— Ну вы же меня спрашивали об убийстве... К этому он отношения не имеет. А мои впечатления и переживания к делу не пришьешь, вас же интересуют факты... И вообще со следователем лучше не откровенничать.
— Простите, а за кого вы принимаете меня в данный момент?
— Как за кого? Я с вами просто как с человеком.
— Так не получится.
— Все же сейчас мне проще. С вами я почему-то чувствую себя свободно, как с хорошим знакомым, и, мне кажется, могу говорить о чем угодно...
— Да, я исповедник в силу профессии, — попытался я перевести разговор в шутку. — Только вот грехов не отпускаю.
— Жалко... Сейчас никто не отпускает грехов. Что же Маринке делать?
— Как говорится, искупать вину.
— Искупать... Как она там?
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Ладно? Вот скажите: если вы так расцениваете Золотова, то почему же продолжаете с ним... — я запнулся, подбирая слово, — дружить?
— А куда от него денешься? Он как паук — оплетает со всех сторон.
На глазах у Марочниковой заблестели слезы. Резкие смены настроения, быстрый переход от смеха к слезам и наоборот выдавали в ней натуру нервную, со слабым типом характера, вынужденную нести в себе какой-то тяжкий груз, который не с кем разделить.
— Ладно! — Она беспечно махнула рукой и поднялась со скамьи. — Ну его к черту! Давайте отправимся ко мне, чаем угощу.
Марочникова улыбалась и смотрела весьма обещающе. В согласии она не сомневалась и привычным жестом попыталась взять меня под руку.
— Спасибо, — я отстранился. — Танца вполне достаточно.
— Достаточно? — удивилась она. — Для чего?
— Для выговора! — отрезал я и пояснил: — Как-никак, я следователь, а вы — свидетельница по делу, от этого никуда не уйдешь. Да и вообще...
— Неужели вы такой зануда? По крайней мере проводите даму!
— Дама, уверен, дойдет сама. До свидания.
— Вот тебе раз! — Марочникова была в полном недоумении. Очевидно, в ее представлении совсем не так должен себя вести мужчина в подобной ситуации. — Вы же не бросите меня одну? Мне так тоскливо!
Я вспомнил разговор с Лагиным, когда он предостерегал меня от поджидающих следователя искушений. Правда, он не имел в виду плотские...
— Я не гожусь на роль утешителя.
Искушение не овладело мною, так что даже не с чем было бороться. Слишком многое стояло между нами.
— Вам надо найти хорошего друга, и все войдет в норму. И держитесь подальше от Золотова.
Банальные слова. И вообще — самое бесполезное дело давать советы как жить: умному они не нужны, а дурак все равно не сумеет использовать.
Я пошел к подземному переходу. Каблуки Марочниковой застучали в противоположную сторону. Дул холодный неприятный ветер.
У входной двери я оглянулся. Золотов мог просто-напросто пойти за мной от прокуратуры и вон с того угла пронаблюдать, куда я зашел.
Дома было тепло, уютно. Не зажигая света, я прошел в спальную комнату, поцеловал Асю в щеку, она что-то по-детски пробормотала во сне.
Мне спать не хотелось. Вышел на кухню, поставил на газ чайник, достал принесенную Вальком книгу. Надо дочитать и отдать, неудобно.
