— «Пять». — Колпаков плюхнулся в кресло — Впрочем, это мои предположения. Как объявят, Петька скажет.
— Ты что, не дождался результата? Ну и ну!
— Что удивительного?
— Все. Твоя самонадеянность, неэтичность...
— Чепуха Присутствие при объявлении оценок вовсе не есть проявление уважения к экзаменаторам. Лучше послушай, как я раздразнил Петрова.
Гончаров выслушал короткий пересказ экзамена, добавил несколько острых точных штрихов в схему, с трещоточным звуком прокатил ладонью отточенный карандаш.
— Значит, самое главное ты им не открыл? Про монахов, постигающих истину круглосуточным рассматриванием собственного пупа? Жаль.
— Не уподобляйся некоторым...
— Петров не самый умный человек в институте, согласен. Но ты своими буддийскими эскападами наверняка разозлил и Гавриленко, и Илью Михайловича. Да еще не явился на оглашение результатов. Не удивлюсь, если тебе закатят «пару» и ты потеряешь на этом полтора года.
— Хочешь пари? «Неуд» — я до конца семестра провожу за тебя индивидуальные консультации по субботам. «Отлично» — ты отпускаешь меня на сегодня с лабораторных. По рукам? Заметь — условия неравные и для тебя крайне выгодные.
— По-моему, Геннадий, ты чересчур вольно обращаешься с начальством.
Гончаров изобразил суровость.
— Будьте проще, Вениамин Борисович, и народ к вам потянется! Помнишь любимую присказку бывшего проректора, уважаемого Ивана Фомича? Принимаешь пари? Весь семестр по субботам!
— Давай.
Гончаров протянул руку.
— Однако очень долго... — забеспокоился Колпаков.
— Увидели, что тебя нет, и терпение лопнуло — вернулись переписывать ведомость, — съязвил Гончаров.
Зазвонил телефон.
— Слушаю вас, Гончаров. Здравствуйте. Как раз здесь. Пожалуйста, передаю... Не стоит, до свидания. Тебя. — Он закрыл микрофон ладонью. — Светская дама, воспитанная, и голос очень приятный.
— Привет, Геннадий! Не забыл еще меня?
— Здравствуй... — Колпаков не мог скрыть удивления. — Как узнала этот номер?
— Спросила у секретаря, где ты можешь быть, — вот и все. Скоро освободишься?
— Занят до шести, но мой друг и начальник любезно вызвался меня подменить...
— Ну и нахал, — покачал головой Гончаров.
— ...Так что скоро, но с четырех у меня дела...
— Набор в секцию?
— Откуда данные? — снова удивился Колпаков.
— Весь город знает, ты стал популярной личностью. Сегодня даже читала про тебя в газете...
— Смотри-ка, не читал...
— Видишь, сколько раз я тебя удивила, — засмеялась Лена.
Колпаков остро ощутил, что ему нравится ее смех, голос, и почувствовал желание увидеть ее прямо сейчас, немедленно...
— Ты меня выручишь?
— Всем, чем могу.
— Возьми в секцию двух ребят. Сына моей заведующей и племянника директора. Для меня это очень важно. Сделаешь?
— Конечно, — не задумываясь, ответил Колпаков. — Пусть подходят.
— Умница, огромное спасибо, — обрадованно затараторила Лена, и чуть заметная напряженность в голосе исчезла. — Когда освободишься, позвони, что-нибудь придумаем на вечер. Договорились? Вот и славненько. Целую.
Колпаков ошарашенно смотрел в гладкую, с аккуратными стыками обоев стенку. Такой ласковой он не знал Лену уже давно. Но почему в радостное чувство вплетается неприятный горький оттенок?
— Положи трубку, Ромео! — Насмешливый голос Гончарова вернул его к действительности. Тревожащая мысль, оставшись недодуманной, развеялась без следа.
Осторожно постучав, в кабинет заглянул вспотевший от пережитых волнений Петька.
— Пятерка! — сообщил он, почтительно поздоровавшись с Гончаровым. — Гавриленко похвалил — говорит, смелость позиции, кругозор, умение творчески использовать полученные знания и все такое... А мне тройку поставили. За что? Все рассказал, как в учебнике, Петров был доволен... Да, Дронов спросил, почему тебя нет, я сказал — живот схватило...
— Умней ничего не придумал! — Колпаков подскочил в кресле. — Кто тебя просил болтать глупости?
Петька обиженно закрыл дверь.
Гончаров хохотал.
— Супермен с расстройством желудка! — еле выдавил он между приступами смеха.
Колпаков мгновенно успокоился.
— Смейтесь, Вениамин Борисович, смех способствует правильному дыханию. Но пари я выиграл, до свидания. Осторожно с третьим стендом — там барахлит трансформатор.
Колпаков спустился в вестибюль и прямо возле «Молнии», сообщавшей о его героической схватке с вооруженным преступником, был перехвачен астматическим толстяком Писаревским, непревзойденным мастером интриг и лидером кулуарных бунтов.
— Молодежь взрослеет, мужает, а мы и не замечаем, пока нам глаза не откроют. — Писаревский махнул рукой в сторону «Молнии». — Отрадно слышать, да я вас и своими глазами видел в деле, очень- очень смело, давайте в том же духе...
— Вы разве тоже были в парке?
— В лесу, темном и страшном, где смелый мальчик в одиночку свалил старого опасного зубра!
— Что-то я...
— И прекрасно, скромность — добродетель, но следует знать себе цену, а вы пока не знаете...
Покровительственная скороговорка и целеустремленность, с которой толстяк оттеснял его в укромный уголок вестибюля, навели Колпакова на мысль, что эта встреча не случайна.
— Без поддержки человек жалок и одинок, ему не на кого опереться в трудную минуту, а таких минут в жизни гораздо больше, чем кажется в молодости, поверьте, гораздо больше!
Выпуклые, горячечно блестевшие глаза гипнотизировали, и речь была обволакивающей и проникновенной. Но куда он клонит?
— ...а они обошлись с вами несправедливо! И Дронов и Гончаров даже не помнят, кому обязаны своим успехом! И уверяю, они не пришли бы на подмогу, если бы вся эта стая набросилась и стала рвать вас в клочья!
До Колпакова наконец дошел смысл мрачных аллегорий Писаревского.
— Между тем есть люди, готовые стать вашими верными друзьями. Например...
Толстяк значительно назвал несколько известных в институте фамилий.
— Вы понимаете, что это значит — ключевые посты в администрации, совете, на смежных кафедрах... С такими друзьями все у вас пойдет как по маслу.
Писаревский заговорщически понизил голос.
— Чтобы не быть голословным: дайте мне любой материал, и мы протолкнем его в ближайший институтский сборник. Даже сырой или компиллят! Публикация для молодых всегда проблема, а для вас их не будет!
— Предложение заманчивое... — сказал Геннадий.
Писаревский довольно улыбнулся.
