канал закроется, не успев открыться.
- Что с тобой, Машенька? - участливо спросил он. - Нехорошо стало? Пойдем на улицу…
Он помог Вершиковой выйти из-за стола, бережно придерживая за локоть, провел к двери.
- Сдурела, стерва? Не знаешь, когда тебе можно пасть открывать? - Золотов говорил тихим голосом, выпучив бешеные глаза. - Ты со своими куриными мозгами можешь мне все карты спутать в большой игре! Знаешь, что за это бывает?
- Хватит пугать! Я уже устала бояться, надоело участвовать в твоих аферах, думать над каждым словом! Когда ты оставишь меня в покое? Я уже ничего не хочу, только отвяжись!
- Ничего не хочешь? Врешь, милая! А австрийские сапоги на зиму? А канадскую дубленку? А югославское белье? А французскую косметику? Обойдешься? Нет, дорогая, ты уже порченая, к дорогим шмоткам приученная, к дармовым деньгам! Посади тебя на зарплату и одень в ширпотреб, и все - сразу же увянешь! Да и вид товарный потеряешь, а это ведь единственное, что у тебя есть!
Золотов немного успокоился и теперь наслаждался, хлеща Вершикову словами, на которые она не могла ничего возразить.
- Никакой путной специальности ты не выучилась, даже лаком ногти мазать и то я тебя пристроил. За душой ничего нет. Делать бизнес тоже не способна. Что же остается? Сниматься в кабаках - по четвертаку за ночь? Ну, годик покрутишься, примелькаешься, истаскаешься, цена и упадет! А потом?
Вершикова молчала.
- Или я не прав? Тогда возрази, выложи свои козыри!
- Да чего ты взъелся? Что я такого сделала?
Воля у нее была сломлена уже давно, она привыкла приспосабливаться к обстоятельствам, к тому же прекрасно понимала, что в чем, в чем, а в этом Золотов прав.
- Не твоего ума дело! Лишнее сболтнула, а потому заруби себе на носу: про знакомых, про дела при посторонних ни звука! Ясно?
- Ясно…
Вершикова высморкалась, глядя в зеркальце, поправила расплывшиеся глаза.
- То-то. Ну как жених, нравится?
- Ничего. Но он на меня не реагирует.
- Ты просто к такому не привыкла. Медленно загорается - дольше горит. Глаз на тебя положил, еще пару раз встретитесь, и все в порядке!
Когда они вернулись к столику, Федор и Хамид беседовали как давние знакомые.
- Ну что? - участливо спросил Петренко.
- Нормально, - Вершикова как ни в чем не бывало села рядом. - Почему не пьете? И у меня пустая рюмка!
- Но… Может быть, вам хватит?
- Ерунда! Давайте выпьем за любовь! Вы верите в любовь, Федя?
- Как сказать… Иногда да, иногда нет.
- В зависимости от настроения? - лукаво засмеялась она. - Или от женщины?
- Даже не знаю, что вам ответить.
Федор растерянно подергал мочку уха.
- А почему мы до сих пор на 'вы'? Живо брудершафт! - Вершикова выставила согнутую полукольцом руку со стопкой.
Преодолевая неловкость, Федор выпил через переплетенные руки и замешкался.
- Ну! - Марина ожидающе подняла лицо, и он поцеловал плотно сжатые губы.
'Молодец девка! - подумал Золотев. - Умело работает. По-моему, мальчик уже готов. Или почти готов. Но надо контролировать дальнейший ход событий. Если они вдруг и впрямь надумают пожениться. Тогда плохо. Перемкнутся друг на друга, и все - теряю обоих! Этого допустить нельзя. Ну да ладно, видно будет… Используем старую любовь - солдатика служивого, или еще что-нибудь придумаем. Не впервой…'
Золотов на миг взглянул на себя со стороны. 'А ведь я привык вертеть людьми, распоряжаться чужими судьбами. Даже испытываю удовлетворение от этого. И неплохо получается. А как расценить такую привычку с позиций общепринятой морали? Безусловно, однозначно: значит, я мерзавец, отщепенец и негодяй! Так? Лично я не считаю себя негодяем. Правда, ни один мерзавец не признается в этом. Подсознательный барьер ограничивает пределы самокритики. Можно сказать: 'Ах, я недостаточно усидчив!' Или: 'Я ленив!' В чем еще не стесняются признаваться? 'Грешен - люблю хорошо поесть (выпить, одеться, погулять)!' То есть в мелочах, подразумевая, что в случае необходимости эти недостатки легко преодолеть…
А кто посмеет сказать: 'Я глуп, жаден, подл, труслив'? Какая женщина произнесет: 'Я развратна'? Даже не произнесет, подумает? Нет таких! Перед собой всегда находится тысяча оправданий, объяснений, уважительных причин и веских аргументов, чтобы задрапировать голую правду, сделать ее более привлекательной и не такой стыдной. А если всетаки это не удается, можно махнуть рукой и не держать ответа перед собой, а окружающим нетрудно замазать глаза, запудрить мозги, заткнуть рты. И все в порядке. Как легко быть чистым, честным и порядочным! Мало кто занимается самокопанием.
Но я же не принадлежу к серой массе! Правда, так думают все - каждому человеку свойственно оценивать себя выше остальных. Но я могу доказать это очень просто: признаться себе в том, в чем рядовой середнячок признаться не способен: да, если исходить из объективных критериев и общепринятых оценок, то иначе как негодяем меня не назовешь! То, что я это понимаю, и возвышает меня над толпой!
Я не всегда был таким, и моя беда, а не вина, что я таким стал. Бытие определяет сознание. Точно! Окружающим пришлось немало постараться, чтобы сделать из меня того, кто я есть. Так что теперь пусть не обижаются'.
- Валера, ты что, заснул? - Голос Федора вывел его из задумчивости.
- Да вроде задремал - разморило. По-моему, засиделись мы здесь.
Когда они вышли на улицу, оживление спало - то, что связывало этих четверых людей, осталось в ресторанном зале. Первым откланялся Хамид, потом засобиралась Вершикова, а Федор вызвался ее проводить.
- Счастливо, - улыбнулся им Золотов. - С Федей я не прощаюсь, вечером зайду, поговорить надо.
Он шел в сторону лесополосы, и мягкая рыхлая земля приятно подавалась под ногами. Между молодыми деревцами Золотов лег на траву и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Хотелось безмятежности и абсолютного покоя, но мысли о Деле продолжали терзать мозг.
О Деле он начал думать давно.
Достойного места под солнцем добиться не удавалось: крах честолюбивых планов в институте положил начало цепочке аналогичных неудач. Он так и топтался у подножия лестницы, в которой следующими ступеньками были отдельный телефон, отдельный кабинет, несколько телефонов, двойная входная дверь, селекторная связь и длинный приставной стол для совещаний, приемная с симпатичной секретаршей и персональный автомобиль с исполнительным водителем. Все - предел!
Каждый человек имеет свое представление о внешней стороне успеха в жизни. Для Золотова атрибуты высшего преуспевания связывались с водителем, и секретаршей - людьми, обязанными за государственную зарплату обслуживать его персону, заботиться об удобстве, спокойствии, комфорте, избавлять от прозаических житейских забот и ограждать от назойливых посетителей.
Он прекрасно понимал, что не обладает способностями или талантом, позволяющим шагнуть вверх от стола в комнате на четверых и трижды запараллеленного телефона, но это не обескураживало: мало ли посредственных середнячков важно перетаскивают геморроидальную задницу с пружинистого автомобильного сиденья в мягкое кресло и обратно!
Главное - обзавестись нужными связями, проникнуть в определенный круг, заручиться поддержкой, и все пойдет как по маслу!
Не получалось!
Одни шарахались от контакта, не подпуская обаятельнейшего и милейшего Валерия Федоровича на пушечный выстрел, видно, чувствовали, сволочи, в нем настоящее…
Другие были доступнее: охотно ездили на дачу, парились в баньке, жрали на халяву водку, травили
