- Пусть будет так. Судно большое, ты в рейсе посмотри внимательно, может, и найдешь какоенибудь укромное местечко. Обязательно найдешь. И подумай на досуге между вахтами, что жизнь человеческая проходит очень быстро.
Они шли по центральной улице - оживленной, нарядной, шумной. С Золотовым многие здоровались, он отвечал - сухим кивком, широкой улыбкой или почтительным полупоклоном, в зависимости от каких-то неведомых посторонним критериев оценки значимости того или иного лица.
Федор по-прежнему был мрачен.
- Да хватит страдать! - Золотов хлопнул его по плечу. - Самое лучшее для тебя - выбросить Зойку из головы! Все равно у вас ничего не получится! И сам ты в этом виноват!
- Это еще почему?
- Потому, что кончается на 'у'! Она привыкла к достатку, а что ты ей можешь предложить? Ну привез бельишко, пару платьев, это хорошо, но мало! Надо было ее на море свозить, развлечь как следует, встряхнуть. Тогда другой разговор. Ну да не жалей! Маринка ничем не хуже. Если ты с ней поладишь, живо Зойку забудешь. Только не повторяй прежних ошибок!
Посмотрев в задумчивое лицо Федора, Золотов решил, что на сегодня хватит. Понемножку, исподволь ему можно будет внушить задуманное. Капля камень точит! Но чересчур нажимать не стоит. Пусть он думает, что сам пришел к такому решению, которое будет вложено ему в голову.
- Сколько там времени? А то мои стоят.
Федор ответил.
- Ого! - для убедительности Золотов даже хлопнул себя по лбу. - Совсем забыл, у меня же деловая встреча, опаздываю! Счастливо, Федор, извини!
Он поспешно протянул руку.
- Послушай, - Федор замялся, - дай телефон Марины.
Вот и чудесно!
- Пожалуйста.
Золотов продиктовал.
- Только сегодня ты ей уже не звони. - Он сдержал ухмылку. - Девочка перепила, устала, плохо ей было, пусть отдыхает. А завтра звякни, она будет рада. Лады?
Федор кивнул.
- Буду хватать машину. Тебя подбросить?
- Да нет, пройдусь…
- Ну погуляй, развейся, может, в кино попадешь. Счастливо!
ВЫПАД ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
Роль потерпевшего играла борцовская кукла, подвешенная на четырех растяжках к стойкам и перекладине турника. Проволока соединялась с динамометрами, показания которых лягут в основу расчетов экспертов.
Техник-лаборант областной прокуратуры готовил съемочную камеру видеомагнитофона, у раскрытого окна покуривал фотограф. Валек с Петром боролись на матах, я заполнял вводную часть протокола.
Время от времени в дверь заглядывала Варвара Петровна - директор школы - с полушутливым вопросом: 'Еще не продырявили инвентарь?'
Если раньше я думал, что она разрешила использовать спортзал для следственного эксперимента с учетом моего скромного вклада в правовое воспитание учащихся, то теперь понял, что не последнюю роль сыграло и обычное женское любопытство.
Внизу громко хлопнула стальная дверь спецавтомобиля.
- Привезли, - фотограф перегнулся через подоконник. - Молодая…
- Всем приготовиться, сейчас начинаем, - объявил я. - Варвара Петровна, если желаете, можете присутствовать. И пригласите еще кого-нибудь из учителей.
Милиционер в портупее и сапогах и коренастая женщина-сержант ввели Вершикову.
- Для чего в школу? Я тут отродясь не была, - бормотала она, непонимающе глядя по сторонам.
Увидев меня, на миг запнулась.
- Здрасьте! Прогулку устроили? Давно выпускать пора!
Жеваный, в пятнах сарафан потерял 'фирменный' вид; да и сама Вершикова выглядела не лучше: мятое лицо, растрепанные волосы, тусклые, беспокойные глаза.
Возле манекена остановилась, хмыкнула, передернув плечами, но, заметив висевший рядом кортик, потупилась.
- Проверять будете?
Она зачем-то поднесла руки к глазам, нервно потерла ладони.
- Я же сказала - не помню… Может, так и не выйдет…
Уверенности в голосе не было.
- Попробуем, как получится, - сказал я, после чего объяснил условия и цели эксперимента. Конвоиры недовольно переглянулись и придвинулись поближе.
- Начали!
Обвиняемая стояла в растерянности, неуклюже растопырив неумелые руки.
- Пожалуйста, Вершикова, мы ждем.
Она помедлила еще несколько секунд, потом, решившись, сделала шаг, другой. Сейчас имело значение каждое движение, каждый жест. Едва слышно зашумела камера, щелкнул затвор фотоаппарата. Фотографии и видеозапись помогут запечатлеть то, что может не успеть схватить человеческий глаз: направление удара, угол наклона клинка, траекторию его движения.
Но до удара не дошло, что-то не получалось. Вершикова тяжело дышала, и чем дольше она возилась с кортиком, тем очевиднее становилось: она не знает, что клинок заперт в ножнах и освободить его можно, только нажав кнопку замка, маленькую незаметную кнопочку, о существовании которой она не подозревает.
Понимая, что беспомощная возня фиксируется бесстрастной пленкой и ложь предыдущих показаний становится до неприличия наглядной, она все сильнее дергала неподдающуюся рукоятку и наконец, оборвав тесемку, на которой висел кортик, бросила оружие под ноги.
- Поясните свои действия! - сказал я для записи.
Закусив губу, Вершикова молчала. Оператор крупным планом снимал лицо - сосредоточенное, отражающее мучительные размышления.
- Хватит! - Она закрыла лицо растопыренной ладонью. - Скажите, чтоб перестал.
Последние слова она выкрикнула фальцетом.
Вершикову отвели в кабинет директора. Милиционер стал под окном, женщина-сержант заняла пост в коридоре возле двери. Мы остались наедине.
- Эксперимент показал, что вы не умеете даже вытащить кортик из ножен, - я говорил размеренно и спокойно. - Как это увязывается с вашими показаниями?
У нее дернулось веко.
- Да-а-а, не в цвет. А я-то старалась - в петлю влезла и своей рукой затягивала. - Она скверно выругалась. - Значит, есть справедливость. Пусть сам сидит десять лет! И так всю жизнь испортил, веревки вил, что хотел, то и заставлял! На десять лет тоже бы, дуру, устроил, да, видно, не судьба…
Она засмеялась. Это был нехороший, зловещий, с надрывом смех - предвестник близкой истерики.
- Давайте по существу! - намеренно резко оборвал я ее. - Что произошло на даче?
Она опомнилась.
- Что там было - не знаю, потому что с Галкой наверх пошла. Они вдвоем долго сидели, потом вроде шум. И вдруг Золото влетает в спальню, глаза вытаращил, челюсть отвисла, слюни бегут: 'Скорей, - говорит, - Федька на нож напоролся'. А потом запел: 'Если на меня подумают - карьере конец, тогда и вам с Куколкой худо придется, скажи так и так, тебе ничего не будет, дадут три года условно, в крайнем случае
