Потом Старик приехал на тихую кривую улочку, подошел к маленькому аккуратному домику и постучал в зеленую калитку, представляя, как пост наблюдения фиксирует этот факт и какой шум поднимет завтра Мишуев.
Когда к нему вышла миловидная располневшая женщина (Надежда Толстошеева, 27 лет, жена младшего, старший — холостяк, а люди болтали об этой семье разное). Старик спросил Владимира или Николая, увидел, как напряглось лицо хозяйки, и услышал, что Их дома нет, когда будут — неизвестно и вообще непонятно, зачем они нужны совершенно незнакомому человеку.
Тогда Старик с простецкой откровенностью поведал, что он является родным дедом Вальки Макогонова, который поехал в гости к своим новым друзьям, брательникам Толстошеевым, Володьке и Николаю, а обратно не возвратился. Обеспокоенный дед приехал следом, в справочном получил адрес и хочет узнать, где его внук, а если здесь ответа не найдет, то останется только один путь — идти в милицию.
Надежда слушала настороженно, губы ее сжались, руки комкали какую-то цветастую тряпку. Сохранить незаинтересованный вид ей не удалось, а при последних словах в глазах явно мелькнул испуг.
«Знает, все знает, — подумал Старик. — Без деталей: кто за рулем, кто стрелял, да кого убили, да куда Валька делся — подробности ей не нужны, без них спокойней, а догадки не в счет, так легче прикинуться, будто живешь не с бандитами и убийцами да не на кровавые деньги жировать собираешься».
— Вообще-то муж сегодня обещал заявиться, — растерянно лгала хозяйка и этой ложью выдавала свое тайное знание, хотя приехавший в поисках внука простодушный старичок не мог бы определить ни растерянности, ни лжи, ни тем более предвидеть собственную участь, намек на которую читался в бегающем, беспокойном взгляде Надежды Толстошеевой.
— Заходите, дедушка, отдохните, а то знаете, как у мужиков, — кружка пива, потом стакан вина, потом бутылка водки… Вот и гуляют… На дачу поехали отдохнуть, да там и застряли…
Она сыпала словами, провожая Старика в дом, но, когда дверь на улицу закрылась, вдруг замолчала и обессиленно опустилась на старинный, обитый железными полосками сундук.
— А что, и Валек мой с ними загулял? — спросил дед Макогонова слегка неодобрительно.
— С ними, — готовно кивнула Надежда, и Старику стало ясно: она знает, что Макогонова нет в живых.
Но у деда пропавшего Вальки подобной ясности не было, да и быть не могло. Хозяйка оказалась не только красивой, но и приветливой, говорливой, обстановка в доме не внушала тревоги и беспокойства. Разве придет в голову, что ты неожиданный, крайне нежелательный свидетель, способный провалить так удачно начатое дело, а потому обреченный…
Дед Макогонова расслабился на кушетке.
— Отдохните, дедушка, я сейчас, в магазин и обратно…
В Толстошеевой появилась целеустремленность, очевидно, она приняла решение, как надо поступать.
Хлопнула дверь. Дед Макогонова исчез, как только шаги Надежды пропали вдали. Пружинистой кошачьей походкой Старик скользнул по комнатам, осматривая дом.
Три комнаты. Маленькие, опрятные, плотно заставленные. Хельга, набитая разномастным хрусталем и аляповато расписанным золотом фарфором, цветной телевизор под яркой шелковой накидкой, всюду ковры: на стенах, на полу в два слоя, свернутые в трубку по углам. Гимн дурному вкусу. Зато богато, значит, «не хуже, чем у людей».
В спальне Старик споткнулся о коробку из-под австрийских сапог, еще две белели под кроватью. Спекулирует она, что ли? Или обеспечивает себя по высшей норме? Скорее всего и то и другое. Братья часто заглядывают в бутылку, так что зарплат и левого заработка Владимира не хватит, чтобы так набить это «гнездышко».
На крохотной веранде оборудовано рабочее место: верстак, тиски, небольшой токарный станок. Здесь Владимир изготавливал запчасти к лодочным моторам, мотоциклам, здесь же, очевидно, сделал автомат. Все чисто убрано, ни стружки, ни пылинки, ни кусочка металла. Как он предполагал: подготовились к возможному обыску.
Старик вернулся на кушетку. Сейчас бы в самый раз позвонить Крылову.
Вряд ли Надежда станет травить деда Макогонова крысомором или рубить его сзади топором — на такое она, конечно, не способна. А вот канал связи с мужем у нее имеется, и она, как верная, преданная жена, сообщит об опасном госте, пусть, мол, мужики сами решают…
Если бы Мишуев одобрил его план и операция была соответствующим образом подготовлена. Старику не пришлось бы сейчас ломать голову, прогнозируя дальнейшее развитие событий. Братья вряд ли сунутся в дом, тогда все просто: пост наблюдения засечет их, и капкан захлопнется. Слишком просто для таких предусмотрительных волков. Они предпримут что-то другое, хитрое, в чем не осведомленные о происходящих событиях наблюдатели могут и не разобраться.
Старик не заметил, как изменилось все вокруг, просто ощутил давно не испытываемое чувство опасности, исходящей отовсюду: от стен этого домика, богатой безвкусной обстановки, радушной хозяйки, выскочившей на минутку по своим, но тесно связанным с ним надобностям; вся атмосфера логова Толстошеевых была ненавидящей и враждебной. Сейчас он находился в чуждом, беспощадном мире и, как часто бывало, мог рассчитывать только на себя. Жаль, не стоит в прикрытии Крылов… Впрочем, не дождавшись звонка, он должен догадаться, почувствовать неладное и подоспеть на помощь, так уж случалось несколько раз.
Но сейчас Старик напрасно рассчитывал на любимого ученика, потому что он был отвлечен другим, неожиданно возникшим делом.
Не застав Старика, Элефантов отправился к полуразрушенному, обреченному на снос зданию, забрал из подвала футляр для чертежей и приехал к себе. Через несколько минут он появился на улице уже без футляра и быстрым шагом двинулся до боли знакомым маршрутом.
Нежинской дома не оказалось, но дверь была заперта только на один замок, значит, она вышла ненадолго и сейчас вернется. Он воткнул в замочную скважину записку, повертел и снова сунул в карман пачку денег.
Спускаясь по лестнице, Элефантов столкнулся с незнакомым молодым человеком, не заподозрив, что сам он знаком старшему лейтенанту милиции Гусарову и именно потому тот так старательно глядит в сторону.
Немного постояв на углу, Элефантов увидел, как незнакомец вышел из подъезда, направился к остановке автобуса, но передумал и резко свернул в переулок, а от остановки царственной походкой, с гордо поднятой головой прошла к своему дому Нежинская.
После этого Элефантов вернулся к себе в квартиру, сел в кресло, положив перед собой часы, и стал ждать. Ждать оставалось недолго, и дело упрощалось тем, что он избавился от необходимости принимать решение.
Решение должна принять Мария. Если она придет, он окончательно сдастся тому, другому, если же нет… Рука легко скользнула по мертвой стали штуцера…
Уход от самостоятельных решений есть проявление трусости.
Эта мысль сейчас не задела его. Каждый живет, как' ему нравится. И каждый считает, что уж кто- кто, а он живет правильно. Не сомневается в этом Ася Петровна, не сомневаются Николай Сергеевич и Наполеон, даже нудный толстяк Вова Зотов считает, что живет правильно!
Люди разные, и жизни у них никак не похожи, и потому совершенно очевидно, что все не могут быть правыми! Но каждый уверен, что ошибаются другие…
Ему, Элефантову, бытие того же Вовы Зотова кажется унылым и беспросветным. А тот доволен. И не понимает, зачем это Слон суетится, какие-то формулы пишет, приборы выдумывает, вместо того чтобы загорать на пляже да пиво пить — лучшего-то отдыха не бывает! А если бы узнал, что он, имея десять тысяч и диссертацию на выходе, стреляться надумал черт-те из-за чего, то и вообще сумасшедшим посчитал бы…
У каждого свои доводы, свои резоны. Семен Федотович, Орех, Иван Варфоломеевич и сейчас не
