понял, что через них прошло немало миллионов. И этот растечется через пражские гостиницы и карлововарские санатории в карманы гостей из Индии, Ирана, Латинской Америки...
– Девяносто восемь, девяносто девять, сто! – Директор захлопнул тумбу и широко улыбнулся. – Как в аптеке! Правильно? У вас есть такая поговорка! Сейчас я напишу расписку, а потом переложу все в сейф... Как раз на этой неделе приедут представители наших филиалов – из Англии, Италии, Алжира...
Макс отметил, что очкарик много болтает. Впрочем, он для него – посланец ЦК, пользующийся самым высоким доверием...
– Готово! Теперь можно по рюмочке?
Макс спрятал расписку в портмоне, а портмоне положил во внутренний карман легкого пиджака.
– Спасибо. Нет времени. Дайте мне лучше старых журналов или любых ненужных бумаг. Чтобы набить чемодан.
Второе предложение выпить он получил от затомившегося в машине Андрея Викторовича. Понял ли резидент, зачем московский гость посещал «Проблемы мира и социализма», сказать трудно, но на увесистый чемодан взглянул с удивлением. Напряжение отпустило, и Макс с удовольствием бы пообедал и выпил, но обратный рейс вылетал через сорок минут. Они еле успели, и перекусил он уже в самолете.
Ужинал Макс дома. Самая первая специальная поездка заняла у него один день. Она действительно оказалась несложной.
Посадка была нелегкой: из-за низкой облачности и грозы диспетчеры аэропорта Кеннеди навели громоздкий «Ил» на полосу только с третьего захода, и каждый последующий крут усиливал панику в салоне. Карданов сидел в первом ряду, рядом с пилотской кабиной, командир корабля знал, что на борту находится человек, чьи указания обязательны для исполнения, как только он назовет пароль, но сейчас никаких команд Макс отдавать не мог, а потому сидел молча, зажимая ногами черный «атташе», и ждал разрешения своей судьбы, как и остальные сто пятьдесят пять мужчин и женщин.
За иллюминатором змеились молнии, машину то и дело подбрасывало, сзади молились на английском и ругались по-русски. «Когда сядем, таможенники будут либеральней», – подумал Макс, хотя его, как обладателя дипломатического паспорта, это не беспокоило. Но ход мыслей отражал специфику настроя личности: он не допускал, что самолет разобьется, потому что впереди предстояла важная операция и он должен обеспечить ее любой ценой. Иначе сорвется очередной съезд Коммунистической партии США, который должен на весь мир заявить о поддержке прогрессивных преобразований, происходящих в Советском Союзе. В черном «атташе» находились восемьсот тысяч долларов наличными и несколько кредитных карточек, по которым подставные владельцы карликовых торговых фирм Джека Голла получат еще полтора миллиона в счет оплаты поставок вина и рыбных консервов в Молдавию и на Украину.
За два с небольшим года Макс уже перевез около шестидесяти «отправлений» на сумму, которую затруднился бы определить. Миллион Компартии Португалии, девятьсот тысяч – КП Греции, восемьсот тысяч – КП Израиля...
Коммунисты Эквадора, Боливии и Люксембурга получили по двести пятьдесят тысяч, Народная партия Панамы – двести, КП Мальты – сорок, а КП Непала, Лесото и партия Авангарда Сомалийского народа – по десять тысяч долларов.
Иногда операции проходили гладко, иногда не очень. В Сомали по нему стреляли из советского «ППШ», но удалось загородиться чемоданчиком, и пули устаревшего автомата не смогли одолеть титановую броню. По пути в Израиль чуть не угодил в ловушку «Всемирного джихада», точнее, угодил, но сумел вырваться прежде, чем она захлопнулась, оставив за собой два трупа бородатых арабов.
Он выполнил все задания, не позволяя кому либо себе помешать. Но сейчас на пути встала, стихия. Прудков сидел в хвосте, у него больше шансов, если он останется жив, то заберет «дипломат», по крайней мере не пропадут деньги, хотя операция провалится: Голл не примет посылку ни от кого, кроме него. Да никто и не знает ни адресата, ни контактных точек...
«Ил» коснулся бетонки и тяжело пробежал мимо здания аэровокзала, шеренги высоких, с округлыми носами «Боингов», приземистых, на маленьких колесиках, «Геркулесов», почти касающихся земли провисшими брюхами...
Теперь начиналась работа.
Предъявив дипломатический паспорт, он беспрепятственно миновал пограничный и таможенный контроль, прошелся по залу прилета, набрал вымышленный номер из ближайшего автомата. Он не проверялся, но знал, что советский дипломат вполне может быть взят под превентивный контроль ФБР. Таможенники действительно проявляли лояльность, и вскоре прошедший досмотр седой, чуть прихрамывающий человек в мешковатом мятом дождевике направился в туалет. Растрепанные черные усы и очки в массивной оправе придавали ему чудаковатый вид, через плечо висела желтая дорожная сумка. Это был второй номер, Генка Прудков.
Макс вошел следом в просторный, светлый и удивительно чистый зал без специфических запахов и внуковско-шереметьевской толчеи. Почти все кабинки были свободны, и он занял соседнюю. Дверь в зал больше не открывалась, что свидетельствовало об отсутствии плотного наблюдения. Значит, целенаправленного интереса к ним еще не проявляли. Макс отпер кейс, извлек тщательно упакованный пакет, а чемоданчик вместе с удлиненным демисезонным пальто и темно-синей шляпой через верх передал напарнику. Взамен тут же получил дождевик и яркую сумку. Он взглянул на часы. Сейчас в аэропорту появились сотрудники советского посольства, в том числе и установленные разведчики, которые враз сконцентрировали на себе внимание агентов ФБР.
Второй номер вышел из кабинки, вымыл руки, разглядывая себя в зеркало, смыл чуть заметные остатки клея над верхней губой. Теперь он выглядел неотличимым от прибывшего дипломата. Придерживая пальцем черный «атташе», Карданов-2 вернулся в зал и через несколько минут был тепло встречен представителями посольства, которые, обступив гостя со всех сторон, быстро повели его к машине.
Карданов в парике, очках и усах, мятом дождевике и с приметной сумкой через плечо, покинул туалет через четверть часа. Силы ФБР уже оттянулись на перспективные фигуры, он никого не интересовал. Старательно прихрамывая, Макс вышел на площадь и взял такси до Брайтон-Бич. Отпустив машину, он прошел несколько кварталов и, не обнаружив наблюдения, вновь нанял таксиста. Третьеразрядный отель «Луна» находился в получасе езды, там всегда имелись свободные номера, Макс попросил четыреста третий – в конце коридора рядом с запасной лестницей. Ровно в полночь он незамеченным спустился вниз, дошел до перекрестка и, открыв заднюю дверь, сел в черный «Линкольн», который немедленно тронулся с места.
– Все в порядке? – спросил человек за рулем. На нем был черный плащ с поднятым воротником и надвинутая на глаза шляпа, но специальный курьер легко узнал Джека Голла.
– Да. – Макс положил на переднее сиденье увесистый пакет.
– Передайте господину Евсееву: чтобы мы могли продолжать действовать эффективно на теперешнем уровне, нам требуется два миллиона долларов. Но в силу особых обстоятельств возник серьезный кризис, и, чтобы выбраться из него, нам надо еще два миллиона.
– Я передам, – ответил Карданов. Несмотря на выполненное задание, настроение у него было скверным. Голл никогда не писал расписок и редко пересчитывал деньги, поэтому любые шероховатости могли выйти для курьера боком. Если Джек заявит, что недополучил сто тысяч, – кому поверят?
– Всего четыре миллиона, – повторил главный коммунист Америки, останавливая машину на плохо освещенной улице.
– Передам. – Макс выбрался наружу и побрел к стоянке такси.
Евсеев требовал личного отчета по крупным суммам и политически важным партиям, поэтому через тридцать четыре часа он передал просьбу по назначению. Всегда сдержанный и корректный, Леонид Васильевич неожиданно выругался.
– На те деньги, что он от нас получил, можно было давно устроить революцию! А у него одни разговоры! И кризисы... Каждый новый кризис возникает, когда он покупает новую виллу!
Макс всегда терялся, когда при нем говорили о вещах, во много раз превышающих его компетенцию.
– Мне можно идти?
