будет сейчас, он не знал... Бросить к чертовой матери все дела и укатить с ней в Эмираты? Жаркое солнце, ласковое море в феврале... Никогда раньше он не мог себе этого позволить. А сейчас такое путешествие вполне реально. Кедр почувствовал, что больше всего на свете хочет оказаться за тысячи километров отсюда, на горячем песке, возле комфортабельного отеля, рядом с женщиной, которую, оказывается, любил и любит до сих пор.
Прозвонил телефон, по многолетней привычке он мгновенно сорвал трубку.
– Ходаков!
– Наконец-то! Вчера целый день не могла тебя застать...
– Зоя?!
– Твой Лапин приходил к нам позавчера. Искал Рубинштейна. Интересовался профессором Брониславским из Москвы. Собирался ехать к нему.
Лиса всегда излагала информацию четко и лаконично.
– В Москву? – Все, о чем Кедр только что думал, вылетело из головы.
– Да, в Москву.
– Молодец!
Перед глазами все еще стояли ее гладкие белые ноги с аккуратными пальчиками, но они отодвигались на задний план.
– Давай встретимся? – по инерции спросил Кедр.
– Когда?
Действительно, когда? Новая информация требовала срочной отработки, и планировать сейчас ничего нельзя.
– Я тебе позвоню.
– Через шесть лет? – Чувствовалось, что она обижена. И есть за что.
Но сейчас неподходящее время для выяснений.
– Я тебе позвоню, – повторил он и положил трубку.
Через несколько минут Ходаков и Тимохин сидели напротив Юмашева, который по ВЧ связывался с Москвой.
– Тебе что-нибудь говорит фамилия Брониславский? – спросил банкир, когда связь установилась.
– Нет, а что? – ответил К.
– А то, что Лапин отправился к нему.
– Он в Москве?
– Да.
– Ну и ладно, – безразлично произнес К. – У меня к нему уже нет вопросов. Произошла ошибка.
– Бывает, – столь же равнодушно сказал Юмашев и положил трубку. – Быстро! – азартно заорал он в следующую секунду. – Возьмите Степана, и в аэропорт! Я оплачиваю спецрейс, не позже двух вы должны быть в Москве!
Возле двери банкир придержал Тимохина за рукав и шепнул на ухо:
– Если при нем окажется чемодан, загляни – там могут быть очень большие деньги.
– Быстро! – за тысячу километров от Тиходонска заорал Куракин. – Собрать людей и найти Брониславского! Группа домой, группа – на работу!
Квартиру Макса – под контроль!
Начинался последний этап охоты. Самый опасный для дичи. Но и для охотников тоже, если дичь способна за себя постоять.
Метель прекратилась, пушистый снег лежал на мостовой и тротуарах, ребристые скаты «БМВ» нарушили нетронутую белизну тихого переулка на Сретенке. Четырехэтажный фасад массивного здания, выстроенного по архитектурным стандартам пятидесятых годов, растянулся почти на квартал. У массивной деревянной двери висела чуть покосившаяся вывеска: «Центральный научно-исследовательский институт мозга». Жители соседних домов могли подтвердить, что она появилась совсем недавно: раньше здание окутывала глухая репутация секретного объекта. И охрана была соответствующей: бдительные подтянутые молодые люди в военной форме.
Теперь в вестибюле сидел пенсионер с огромной треугольной кобурой, в которой помещался допотопный потертый «наган» – бессменное оружие ВОХРа.
Он читал газету и вяло взглянул в сторону открывающейся двери.
– Где издательство журнала общества психиатров? – уверенным голосом спросил Макс, поднеся к лицу вохровца свой старый пропуск, разрешающий проход всюду.
Тот загипнотизированно махнул рукой:
– На второй этаж, четвертая дверь справа.
Подойдя к нужному помещению. Макс принял совершенно другой облик и робко постучался. В издательство вошел застенчивый аспирант, горящий желанием выполнить поручение своего шефа.
– Профессор Брониславский перестал получать «Вестник», – заискивающим тоном обратился он к строгой даме в официальном темном жакете и белой блузке. – Уже два месяца. Как только переехал на новую квартиру, так и все...
– Разве он переехал? – Дама повернулась к картотеке, выдвинула ящик, порылась. – У нас никаких изменений нет: Гороховский переулок, дом восемь, квартира двенадцать.
Сморщившись, Макс хлопнул себя по лбу.
– Это я виноват! Сергей Федорович посылал меня, а я забыл... Он поменялся на проспект Мира, сто пятьдесят пять, квартира тридцать.
И пока дама вносила в карточку исправления, канючил:
– Дайте мне хоть один журнальчик... И не говорите, что я пришел только сегодня... Вообще ничего не говорите... А так я положу журнал, будто принесли с задержкой... А предыдущий могли из ящика украсть...
Вышел он подбодренным и с двумя журналами: не избалованные взятками мелкие клерки любят бесправных неудачников. Но к дедушке с «наганом» вновь вернулся властный и уверенный в себе человек.
– А где найти профессора Брониславского? – строго спросил он.
– Кто ж его знает! – Тот отложил газету. – Он ведь не здесь работает.
Приезжает иногда, когда совет заседает. Спросите на третьем этаже, там Петр Федорович, ученый секретарь, он должен быть в курсе.
Но в планы Макса не входило «засвечиваться» прежде времени.
– Ладно, по телефону узнаю, – вроде как сам себе сказал он. А обращаясь к вохровцу, добавил:
– Устав караульной службы запрещает на посту пить, есть, спать, курить, отправлять естественные надобности и иными способами отвлекаться от несения службы. А вы газету читаете! Непорядок!
– Виноват! – молодцевато подскочил тот и спрятал газету под стол.
Когда дверь за Максом закрылась, дедок сплюнул и вернулся к прерванному занятию.
Коммерческий спецрейс из Тиходонска прибыл во Внуково в четырнадцать тридцать, сделав над Москвой три лишних круга, пока заканчивали расчистку полосы. В просторном салоне «Ту-134» находились только четыре пассажира: у левого борта сидели Тимохин с Ходаковым в официальных костюмах комитетчиков или служащих банка, а через проход – два мускулистых парня в широких брюках и свитерах, с малоподвижными лицами и уверенными глазами людей, привыкших побеждать. Эта специфическая внешность является приметой последнего времени, она характерна для ментов и бандитов. Неуловимые признаки восприятия каждого человека говорили, что парни относятся скорее к первой категории.
Степан и Хохол были наиболее серьезными «торпедами» «Тихпромбанка».
Начинали они свою карьеру в восемьдесят втором году рядовыми в Афганистане, там же остались на сверхсрочную. Когда в восемьдесят девятом «ограниченный контингент» покинул горную республику, оба уволились из армии и ступили на тернистый, засасывающий сильнее наркотика путь «солдата удачи». Они умели делать только одно и занимались этим все последующие годы в Карабахе, Приднестровье, Абхазии, Чечне.
К тридцати трем годам, изрядно порастратив нервы и «посадив» здоровье, оба вернулись на отдых в
