Волков тяжело вздохнул.
– Я имею право позвонить!
– Звони, – равнодушно произнес подполковник и направился к выходу из дежурной части. – Хоть министру, хоть президенту, хоть самому господу богу...
Дежурный придвинул телефон, Волков принялся набирать номер. Он хорошо знал нравы Системы и понимал, что вляпался в дерьмо по уши. С Иванцовым он переборщил, такое не прощается, и накрутят ему на всю катушку... Набираемые цифры являлись единственной ниточкой, ведущей на свободу, хотя и в самое пекло... Ну да черт с ним! Хоть бы Серегин не отключил мобильник! Из камеры не позвонишь, а потом время уйдет – и все!
– Я слушаю, – отозвалась трубка знакомым голосом. Волков перевел дух.
– Здравствуй, дружище! Я согласен...
– Волк?! – после короткой паузы отозвался Серегин. – Я был на сто процентов уверен, что ты откажешься...
– Я тоже был в этом уверен.
– У тебя проблемы?
– Да. Я у коллег, но они настроены меня посадить.
– В каком отделении? – деловито спросил Серегин, и Волков почувствовал, что ниточка на волю превращается в толстый и прочный канат. Он назвал номер.
– Сейчас тебя отпустят. Сам доберешься?
Расписной прислушался к своим ощущениям. Сил совершенно не было, ломило спину, болело под ложечкой, тошнило. Он держался на нервах.
– Нет. Я еле на ногах стою. К тому же без рубашки...
– Тогда жди, я за тобой заеду. Минут через тридцать.
Волков положил трубку. Помдеж уже открыл решетчатую дверь камеры и нетерпеливо постукивал огромным ключом по стальному уголку.
– Позвонили? – дружелюбно спросил майор. – Вот и хорошо. Теперь пожалуйте...
Он сделал приглашающий жест.
– Дайте я ему врежу вначале, – раздался хриплый голос. Иванцов пришел в себя, вытер рукавом кровь и разразился отборной нецензурной бранью, за которую самый мягкосердечный судья без колебания отвешивает полных пятнадцать суток.
– Он мне нос сломал, паскуда! Дышать не могу... Где палка?
Но ему было не до палки. С трудом встав на ноги, сержант доковылял до ближайшего стула и, запрокинув голову, плюхнулся на жесткое сиденье. Уткин водой из графина смочил не первой свежести платок и положил напарнику на переносицу.
– Болит? – сочувственно спросил майор. – Чуть полегчает, давай – рапорток накатай, как он на тебя напал.
Прозвенел внутренний телефон.
– Вызывали, – подтвердил дежурный. – Пропускай.
И пояснил своим:
– «Скорая» приехала.
Потом повернулся к чужаку и заговорил совсем другим, жестким тоном:
– Долго думаешь тут маячить? Ты же порядки знаешь, ночь впереди, к чему тебе лишние проблемы? Сказали – в клетку, значит, дуй в клетку. Ну!
Тяжело вздохнув, Волков направился к решетчатой двери. В его жизни было много подобных дверей – и точно таких, и сплошных – с кормушкой и глазком, и глухих дверей автозаков... Он искренне надеялся, что они остались в прошлом, вместе с гулкими серыми коридорами, звяканьем длинных ключей, отрывистыми командами надзирателей...
В дежурку зашли высокий мужчина и сухощавая женщина в белых халатах. Мужчина нес в руках чемоданчик с красным крестом.
– Кому тут плохо стало? – спросил он, внимательно осматриваясь.
Их глаза встретились, и Волка будто ударило током. Человек в белом халате не был похож на врача! И его спутница слишком грамотно стала у двери, контролируя и дежурку и коридор... Неужели Серегин избрал такой метод вытащить его отсюда?! Но это безумие! И потом, его личность установлена, значит, надо всех... А звонок в Тиходонск? Он-то и свяжет концы! Но Серегин ничего не знает про звонок... Вот и прокол! Это будет очень, очень некрасиво!
– Нашему сотруднику, похоже, сломали нос, – обиженно сообщил майор, будто пожаловался. – Вот этот задержанный.
Зазвонил телефон.
– Задержанный? Сотруднику? – изумился мужчина в халате, переводя взгляд на хрюкающего в углу Иванцова. Такое у меня в первый раз!
Он открыл чемоданчик. Там были обычные медицинские штучки – бинты, вата, какие-то пузырьки, упаковки разовых шприцев... Волков расслабился.
– Да. Так точно. Я все понял. Есть!
Внимание всех находящихся в дежурной части сосредоточилось на врачах, хлопочущих вокруг перепачканного кровью Иванцова, между тем главное сейчас происходило у пульта дежурного. Майор разговаривал с кем-то стоя по стойке «смирно», его лицо стало еще краснее, будто вся кровь ударила в голову, свободной рукой он делал какие-то знаки помощнику, будто стряхивал с пальцев невидимую липкую гадость. Осознавший чрезвычайность ситуации, помощник тоже вскочил, но знаков не понимал и стоял в стойке готовности к немедленному исполнению любого приказа.
– Выпусти его! – полушепотом прокричал майор, положив трубку и щелкая переключателем на пульте. – Товарищ подполковник, только что звонил Дубинин, приказал вам срочно с ним связаться! – выпалил он в микрофон внутренней связи. – Да, сам, лично! Да! Что стоишь, как столб! – уже в полный голос закричал дежурный на остолбеневшего сержанта. – Выпускай капитана!
Волков понял, что Серегин избрал цивилизованный способ. А все остальные поняли, что звонок, грянувший из милицейского поднебесья, напрямую связан со странным татуированным ментом из провинциального Тиходонска.
Лязгнул замок, решетка открылась. Это было самое короткое заточение в жизни Расписного.
Майор встретил его на пороге с неизвестно откуда взявшейся щеткой в руках.
– Давайте я вас почищу! – он ловко прошелся жесткой щетиной по джинсам. – Сколько ни говорю уборщице, а скамейка там все равно грязная...
Волков не успел присесть на скамейку «обезьянника», но останавливать дежурного не стал – просто не было сил. Хотелось лечь, вытянуть ноги, расслабиться и провалиться в глубокий освежающий сон.
– Неужели и вправду министру позвонили? – откуда-то снизу спросил майор. – Ну и ну... А я что... Вы же порядок знаете: мне команду дали – я исполнил.
Закончившие работу врачи обалдело смотрели, как дежурный по отделению милиции чистит щеточкой татуированного детину, сломавшего нос милицейскому сержанту.
– Всех посторонних попрошу покинуть помещение, – распорядился показавшийся на пороге ответственный дежурный. В руках он держал отглаженную форменную рубашку с подполковничьими погонами и серый форменный галстук.
– Докторам спасибо за помощь, до свидания. Уткин, отвези Иванцова домой, пусть отдыхает. Это для вас, не ходить же голым. Погоны можно снять...
– Спасибо, снимать погоны не по моей части, – Волков отвел протянутую рубашку. – Мне ничего не надо. Сейчас за мной приедут.
– Как угодно, – сухо поклонился подполковник. Он держался с достоинством, хотя удавалось это с трудом. – Вы не должны иметь к нам претензий. Мы действовали по закону.
– Я не в претензии, – Волков сел на стул, еще не успевший остыть от Иванцова, откинулся на спинку, почти как тот, и закрыл глаза.
Помявшись несколько секунд в неловкости, подполковник ушел.
– А мне что теперь делать? – спросил у дежурного лейтенант с булочкоподобным лицом.
